Закат Америки

Люди могут испортиться, государства — погибнуть: как и у других стран, существование Америки — это непрерывное испытание. Если одни политические лидеры были мессианистами, то другие видели перед собой некий эксперимент, проводимый без всяких гарантий свыше простыми смертными с ограниченной мудростью и силой. Второй Рузвельт считал, что жизнь ненадежна, а судьба нации — под угрозой. Республике все еще требовалось «смелое, настойчивое экспериментирование. Здравый смысл подсказывает брать на вооружение метод и испытывать его на практике: если он плох, надо открыто признать это и испробовать другой. Но самое важное — надо пытаться что-то делать». У Джона Ф. Кеннеди предощущение макиавеллевского мотива сочеталось с религией его предков, которая осознавала пределы человеческих устремлений. «Прежде чем истечет мой срок, — заявил он в своем первом ежегодном послании, — нам нужно будет проверить вновь, может ли нация, организованная и управляемая так, как наша, выдержать испытание временем. Результат ни в коей мере не предопределен».

Это напомнило состояние духа отцов-основателей. Но вера в неизменную правоту нации и предопределенную свыше судьбу остается сильной. Невозможно не ощущать, что эта вера способствовала перегибам, совершенным американцами во всем мире, и что республика многое потеряла, забыв то, что Джеймс назвал «прежней американской натурой». Ибо мессианство — иллюзия. Ни одна страна, будь то Америка или любая другая, не является святой и уникальной. Все нации занимают равное место перед Богом. У Америки, как у любой другой страны, есть интересы реальные и надуманные, заботы бескорыстные и эгоистические, мотивы высокие и низкие. Провидение не поставило американцев особняком от других, меньших числом человеческих пород. Мы тоже являемся частью непрерывной ткани истории.

1.2. Загнивает ли Америка? (Лернер М. Развитие цивилизации в Америке.М., 1992.Т.2)

Когда размышляешь о пути, пройденном Америкой в течение длительного периода, с позиций исследователя цивилизаций, прежде всего поражают три вещи. Первое: будучи частью «организма», Америка подвластна тому окружению, в котором ей приходится существовать, и тому, которое она создает сама. Второе: Америка является составной частью истории со всеми ее жесткими и грязными реалиями, императивами и случайностями. Третье: Америка—это миф, живущий в соответствии с символами, отвечающими тем мифам, которые приписывает ей мир, и теми, что произрастают из ее самовосприятия.

Я употреблял термин «американская исключительность», чтобы сразу с его помощью отразить присущее американцам ощущение уникальности американского опыта и их убежденность, что Америка не пойдет по дорогам, проторенным старыми цивилизациями, но сумеет проложить свою собственную. В ту пору, когда Америка была среди западных стран восходящей звездой, упор делался на существовавшие представления о Старом и Новом Свете: Новый Свет набирал силу, чтобы определить свою судьбу, отличную от судьбы Старого Света. В этом представлении воплотилось ощущение особого предназначения Америки, равно как и ее чувства гордости. И оно ранее других стало почвой для дискуссий между историками, начиная с Фредерика Тернера и Чарльза Бэрда и до Рейнхольда Нибура, дало возможность на основе концепции «фронтира» разрабатывать бесконечные символические проекты и придало утопических черт американской энергии.

В то же время оно несло с собой и отрицательный заряд. Всякий раз, когда одна из границ—географическая, интеллектуальная или нравственная—была достигнута и пройдена, когда Америка страдала от унизительных задержек, раздавались мрачные голоса, провозглашавшие «конец» истории американской уникальности.

Но конец этот не наступал, какими бы бурными ни были некоторые события, начиная с 60-х годов. Америка оставалась магнитом, притягивающим к себе беженцев из всех порушенных демократий и закрытых обществ. Какие бы неудачи ни терпела она сама, она все еще считалась убежищем, где оставалось место для выбора, предлагавшего свободу в вопросах экономики, государственного и общественного устройства и созидательность своей науки и технологий.

Вполне вероятно, что в течение последних десятилетий лицезреть конец собственной истории пришлось именно Старому Свету. Там, где когда-то существовал мир династических монархий, теперь возник мир обществ, истощенных психологически и морально, в основном марксистского или постмарксистского образца, которые потеряли свою силу и привлекательность. Эти общества вместе с их философией выглядят сегодня как старинные крепости, выступающие из заброшенной земли прошлого. На деле же их шансы разрушить эти стены теперь во многом зависят от того, насколько успешно они будут следовать новой модели, учрежденной Америкой и ее соперниками и конкурентами в Западной империи.