Закат Америки. Уже скоро

Первые попытки выработать систему принципов, которые позволили бы проводить самостоятельную внешнюю политику, не смогли консолидировать ведущих американских политиков, разделившихся на идеалистов и реалистов. В лагере приверженцев «американских идеалов» оказались такие люди, как Томас Пэйн и Томас Джефферсон, считавшие, что народ новой страны должен порвать с прошлым и строить внешнюю политику на принципах права и здравого смысла, а не с позиции силы. Призвание Америки в торговле, а не в войне, настаивал Пэйн, «а при должном подходе к делу мир и дружба с Европой нам обеспечены».[216] Джефферсон твердо верил в устойчивый прогресс человечества и утверждал, что общественное и политическое развитие делает войну ненужной. Америка должна двигаться к «цели, представляющей особую ценность для человечества, — полному освобождению коммерции и объединению всех народов для свободного обмена счастьем». Он утверждал, что война и насилие характерны для Средних веков, а в новую эру демократии и закона отношения между народами должны регулироваться «лишь нравственным кодексом».[217]

Представители реалистического лагеря, Александр Гамильтон и Джон Джей, предлагали другой подход. В серии очерков «Федералист» Гамильтон признавал, что «по-прежнему можно найти мечтателей или фантазеров, готовых отстаивать парадокс вечного мира… Настрой республик пацифичен; дух коммерции смягчает людские нравы и гасит вспыльчивый темперамент, столь часто разжигающий войну». Однако Гамильтон едва ли разделял идею демократического или коммерческого мира. «Разве не часто народные собрания поддавались приступам ярости, негодования, зависти, алчности и других страстей?» — вопрошал Гамильтон. Столь же острые вопросы он ставил относительно сомнительной гармонии интересов торговли с состоянием мира. «Что смогла коммерция, кроме того, что изменила цели войны? Разве любовь к богатству не такая же всепоглощающая страсть, как страсть к власти и славе?» С пессимистическими доводами Гамильтона согласился и Джей, заметив в той же серии очерков, что «действительно, каким бы позорным для человечества ни являлся данный факт, государства затевают войны всякий раз, когда появляется возможность с их помощью достичь своих целей».[218] Америка, считали Гамильтон и Джей, должна управляться с выгодой для себя самой, как любая другая страна.

Несмотря на столь глубокие философские разногласия, взгляды отцов-основателей все-таки совпадали в одном весьма важном вопросе: Соединенные Штаты в состоянии эффективно обеспечить собственную безопасность, изолировав себя от европейского геополитического соперничества. Идеалисты и реалисты соглашались с тем, что безопасность Соединенных Штатов обеспечивается в силу естественных причин, а именно в силу удаленности страны от Европы. Президент Джордж Вашингтон кратко отметил этот факт в своем обращении к нации в 1796 году: «Наша обособленность и удаленность побуждают нас следовать иным курсом… Почему мы должны отказываться от преимуществ такого положения? Почему должны оглядываться на других? Почему наша судьба и благополучие должны зависеть от европейских амбиций?..»

Первоначально Вашингтон намеревался настаивать на том, чтобы Америка оградила себя от Европы лишь на несколько десятилетий, пока не окрепнет экономика и не сформируются американские вооруженные силы. Однако Гамильтон указал президенту на то, что уклонение от связывающих обязательствами союзов — догма, основанная на неизменности геополитических реалий, «общий принцип политики», — не может противостоять современным угрозам. Поэтому в обращении к нации Вашингтон окончательно охарактеризовал стратегию изоляции как «великое правило нашего поведения с другими государствами».[219]

Отцы-основатели были озабочены не только тем, как уберечь Америку от «пагубных европейских войн и лабиринтов ее политики», но также и тем, как ограничить влияние Европы на политику Соединенных Штатов.[220] Джон Адаме предупреждал, что, если США вступят в альянс с государствами Европы, «там найдут способы коррумпировать наших людей и влиять на процесс принятия нами решений, в результате чего мы окажемся лишь послушными марионетками в руках обитателей европейских кабинетов власти. Мы окажемся в центре политических интриг».[221] Поэтому Соединенным Штатам следует ограничиться собственным регионом и стремиться, как выразился Гамильтон, «стать арбитром Европы в Америке и научиться использовать притязания Старого Света в этой части мира в собственных интересах». Конечно, Европа в конце концов поймет, что теряет рычаги влияния на партнеров по другую сторону Атлантики. Но «агрессивные государства, — как заявил президент Вашингтон, — из-за невозможности осуществления своих претензий к нам едва ли отважатся на враждебные действия».[222] Таким образом, Соединенным Штатам останется лишь занять доминирующие позиции в новом мире. Гамильтон заключил: «Ситуация, в которой мы оказались, и наши интересы подсказывают нам стремиться к лидерству в решении вопросов американской политики».[223]