Закат Америки. Уже скоро

Президент Буш склонялся к традиционалистскому лагерю. На протяжении всей своей политической карьеры он пропагандировал невмешательство в дела иных стран. В предвыборной гонке Буш упирал на то, что станет более разборчивым президентом, не жели его предшественник: «Я предпочитаю взвешенный подход». В ходе теледебатов в Бостоне он заявил: «Не думаю, что мне удастся угодить всем на свете. Мне кажется, нам следует быть осмотрительнее в использовании нашей армии».[348] Но по причине фактического отсутствия международного опыта и неопределенности собственных взглядов Буш метался из лагеря в лагерь, не зная, кому отдать предпочтение. Он не сумел воспроизвести талант Франклина Рузвельта, искусно лавировавшего между противоположными точками зрения с тем, чтобы выбрать золотую середину.

Проблема не только в том, что Буш оказался заложником раздвоения в Республиканской партии. Ему, как и всем американским президентам, предстоит улаживать конфликт между реалистами и идеалистами. Клинтону этого сделать не удалось. После фальстарта он придерживался традиционной политики безопасности, направляя американских солдат то на Балканы, то в Персидский залив. Клинтон вернул в арсенал США доктрину «ограниченной войны» и постепенно привык к ограниченному использованию военной силы в соответствии с конкретными ставками в той или иной игре. Посредством подобной тактики он преодолел извечный пентагоновский принцип «все или ничего», заодно назначив Колина Пауэлла председателем Объединенного комитета начальников штабов.

В то же время Клинтон проводил политику явного идеалистического «оттенка» — руководил глобализацией, защищал окружающую среду, боролся с кризисом здравоохранения в развивающемся мире, повышал значимость международных институтов. Он понимал, что возвышение других центров силы окажется на пользу Америке — при том, что у него возникали сложности во взаимоотношениях с Европой. Самюэль Бергер так охарактеризовал взгляды Клинтона: «Он сознавал, что древняя парадигма „победил-проиграл“, господствовавшая во времена „холодной войны“, уже не работает. Если Европа становится сильнее, нам же лучше, а никак не хуже. Если Латинская Америка интегрируется, нам опять же лучше, а не хуже».[349] Самого Бергера описывали как олицетворение равновесия между реализмом и идеализмом: «Он становился то идеалистом а-ля Вильсон, то реалистом в духе Генри Киссинджера. Он отказывался выбирать между консервативным изоляционизмом и либеральным интернационализмом».[350]

Несмотря на то что члены команды Клинтона эффективно комбинировали реализм с идеализмом на практике, они не делали этого сознательно — то есть никогда не декларировали принципов, которые служили концептуальным основанием их деятельности. Поэтому внешняя политика администрации Клинтона была непоследовательной и не производила впечатления цельной. Да, администрации нередко случалось принимать верные внешнеполитические решения, однако они не выстраивались в большую стратегию. Вдобавок именно потому, что Клинтон не сумел сформулировать стратегические принципы, с которыми можно было бы выйти к избирателям, он так и не приступил к формированию нового американского интернационализма.

Проблемы Буша заключались в другом. Он придерживался реализма, не отвлекался на «идеалистические иллюзии», а потому проводил монолитную внешнюю политику, плохо гармонирующую с сегодняшним днем. Администрация Буша первоначально сосредоточилась на традиционалистской концепции: восстановление американской военной мощи, ограничение распространения ядерного оружия, укрепление давних союзов с Европой, Японией, Тайванем, подготовка к соперничеству с Китаем. Однако ход событий вынудил Буша изменить политику и сделать приоритетом борьбу с мировым терроризмом. Реализм торжествовал. Волфовиц пообещал «покончить» со странами, поддерживающими терроризм. Администрация предупредила всех, кто захотел услышать, что им предстоит определиться — с Америкой они или против нее. В разгар поисков внешнего врага сатирическая газета «Онион» съязвила: «Президент Буш обратился к Усаме Бен Ладену с просьбой создать государство, на которое США могли бы напасть».[351]

Буш не спешил одергивать воинственных советников, терпеливо выжидая удобного момента для начала военной акции. Однако его «твердокаменный» реализм принадлежит прошлому. Эта политика действенна в тех регионах, где по-прежнему принята традиционная доктрина безопасности, например в Северо-Восточной Азии; однако она мало что может предложить остальному миру. В Европе геополитические разграничительные линии исчезли навсегда. Латинская Америка и Юго-Восточная Азия стремятся к региональной интеграции, а не к балансу сил. Во всех этих регионах правит многосторонность, потому-то к Америке с ее манерой к месту и не к месту демонстрировать самостоятельность отношение настороженное.