С этой точки зрения самая серьезная угроза в долгосрочной перспективе исходит не от неразрывности глобализации и американизации, а от вероятности того, что упомянутая неразрывность окажется мнимой. Угроза терроризма дает новые основания для беспокойства по поводу антиамериканских настроений, вырастающих из протестов против глобализации. Однако международный порядок может пострадать значительно сильнее от того, что американская модель начнет терять свою привлекательность по мере «глобализирования» Европы и Азии. В конце концов в этих двух регионах существует иная разновидность капитализма, нежели в США. В Европе и в Азии финансы, промышленность и государство более тесно связаны между собой, чем в Соединенных Штатах, а сосредоточенность Азии на инвестициях и сбережениях резко контрастирует с американской сосредоточенностью на потреблении. Когда Европа и Азия обретут устойчивое положение, они начнут оспаривать как логику американского пути развития, так и единообразие этого пути. Как проницательно заметил Мартин Вулф в «Financial Times»: «Несмотря на все успехи Америки, маловероятно, что предложенный Соединенными Штатами путь — единственный реальный путь создания развитой экономики».[151]
Когда геополитический баланс сил на земном шаре распределится более равномерно, возникнет множество споров относительно принципов управления международной монетарной системой, финансовыми транзакциями и потоками товаров и услуг. Даже при достижении согласия по упомянутым «факторам раздора» фактически неизбежно ожесточенное соперничество за статус и борьба за первенство. Поучительный пример — период между мировыми войнами, когда в мире не существовало доминирующей нации, которая подчинила бы себе международную экономику. Характеризуя разницу политики американской Федеральной резервной системы и Английского банка, один историк того периода отметил: «Подоплека подобного расхождения в финансовой политике кроется в политическом соперничестве. Особые отношения Великобритании и Соединенных Штатов не всегда были особыми, но мгновенно становились отношениями прямых конкурентов, когда дело касалось лидерства на мировом финансовом рынке».[152]
Опасения Киндлбергера по поводу того, что «Соединенные Штаты и Европейский Союз борются за лидерство в мировой экономике», могут оказаться пророческими.Мировая экономика, как и геополитический «пейзаж», скоро начнут страдать от того, что Америки слишком мало, а не от того, что ее так много. Чем глобализованнее и крепче становятся Европа с Азией, тем, возможно, меньше их недовольство Америкой — и тем волатильнее мировой рынок. Американ ское превосходство выявляет все лучшее, что может предложить международная экономика. С исчезновением однополярности глобализация начнет утрачивать свои благоприятные характеристики.
Посему нынешняя экономическая структура обладает всего-навсего иллюзией стабильности. Американская экономика уже опровергла собственную репутацию непобедимой, сложившуюся в 1990-х годах. Даже сумей Соединенные Штаты предотвратить длительные циклические спады (каковые неизбежны, как свидетельствует история), международная экономика будет и дальше перераспределять богатство и влияние, тем самым усугубляя неравенство как внутри отдельных стран, так и между странами, подрывая основы американского превосходства и желание Америки поддерживать глобализацию. А отсюда следует, что фридмановская карта мира скоро выйдет из употребления.
Демократия и национализм
Как мы выяснили, глобализация не гарантирует счастливого будущего; нам осталось рассмотреть заключительный набор аргументов относительно установления мира на планете, а именно — положение Фукуямы об «умиротворяющем воздействии» демократии. Утверждая, что торжество либеральной демократии представляет собой «конец истории» и навсегда избавляет мир от войн между государствами, Фукуяма подкрепляет свою мысль ссылками на множество ученых авторитетов. Первым выстроил систематическое доказательство того, что возникновение республиканской формы правления сулит «вечный мир»,[153]
не кто иной, как Иммануил Кант. Многие современные исследователи восприняли прозрения Канта и даже создали так называемую «школу демократического мира».[154] Эта школа оказала существенное влияние на политику Соединенных Штатов: Билл Клинтон постоянно подчеркивал заинтересованность Америки в экспорте демократии под девизом «традиции демократии — традиции мира».[155]