Закат Америки. Впереди Средневековье.

В культурах, разрушенных до такой степени, что воспитание и образование оказываются в дефиците, подавляющее число интеллектуальных преимуществ доступно только для элит. Такое случилось в феодальной Европе в эпоху Средних веков, наступившую вслед за упадком Рима. Изобилие знания дозировалось, считалось излишеством. Но его и было так мало, что лишь немногие счастливцы имели контакт с учителями и воспитателями. Остальные обходились без этого. Впрочем, эти редкие счастливцы — во всяком случае немало из них — оказывались в роли круглых «пробок», которые пытались вбить в отверстия квадратного «сечения». Пожалуй, наибольшая ошибка, которую может совершить культура, это её попытка продлить своё существование за счёт использования принципа эффективности. Если культура достаточно богата и достаточно внутренне сложна, чтобы позволить себе избыточное число воспитателей, но отказывается от них (считая ненужной роскошью или теряя их вклад от невнимательности к тому, что утрачивает), следствием становится её самоубийство. В таком случае порочная спираль заворачивается вновь.

Глава восьмая Фигуры средневековья

С тех пор как гомо сапиенс распространился по земле от места возникновения нашего вида где-то в Африке, сотни, а может, тысячи неравных столкновений, описанных Даймондом (см. первую главу), стали началом множества «тёмных веков» — для проигравших. Десять или двенадцать тысяч лет назад человек начал осваивать принципиально новую экономику земледелия и скотоводства. Древние культуры охотников и собирателей, частично включённые в обмен раковинами и рогами, обсидианом и красной охрой, золотом, оловом и медью, укрылись в нишах безопасности и оказались в оборонительной позиции по отношению к более мощным аграрным культурам. Собиратели, в особенности те, кто укрылся в горах и густых лесах, сопротивлялись, как могли. Иногда они оказывались вовлечены в жизнь аграрных культур, поставляя им рабов или воинов. Они не могли устоять против доминирующих культур и их экономики.

С возникновением сельского хозяйства мир уже не мог вернуться к своему прежнему состоянию. Почти повсеместно первичные формы экономики и их культуры были обречены на поражение и забвение. Десять-двенадцать тысяч лет в мире господствовал аграрный тип культуры. Он предопределял задачи государств и империй, формировал их политику, военные амбиции, учреждения, организационные возможности, страхи и верования. Общества, более успешные в том, чтобы кормить своих людей с пахотной земли, пастбищ, садов и огородов, становились победителями в состязании и создавали империи.

Все это давно уже не соответствует действительности. Наступили радикальные перемены, не менее фундаментальные, чем освоение сельского хозяйства. Теперь для аграрного типа общества настало время быть побеждённым. Хотя не все накормлены в достаточной степени, нужда в пище более не требует, чтобы большинство (а на Западе хотя бы существенная часть) населения жило на земле или было непосредственно вовлечено в производство сельскохозяйственной продукции. Этот сдвиг готовился долго и начинался неспешно. По теперь он доминирует, определяя собой качественные перемены всех сторон жизни. В теперешнем мире ранее непредставимое множество оставленных без употребления житниц. К примеру, север штата Нью-Йорк, некогда кормивший северо-восток побережья США, уступил эту роль полям на месте северо-западных и западных прерий. То же случилось с долиной Оттавы и приморскими провинциями, ранее бывшими житницей востока Канады. Аргентина, Уругвай, Украина, Сицилия, в своё время кормившие полмира, стали скорее проблемой экономики, чем её решением. То же случилось с прериями Канады и частью срединных прерий США.

Несостоявшиеся создатели империй позже всех осознали это великое изменение и все его значение. Немцы, начинавшие мировые войны XX века, обосновывали необходимость войны нуждой в жизненном пространстве. Можно представить, что десять тысяч лет назад вожди и старейшины охотничьих обществ с таким же трудом признавались себе в том, что есть иные источники богатства, кроме территории собирательства и охоты, а также в том, что эта новая практика будет господствовать над миром, который они так хорошо знали. Разделы или утрата территории могут быть обоюдно выгодными решениями, а не причиной войн или предвестником нищеты и краха.

Разочарования по поводу сложностей современного мира могут лишь отчасти оправдать нашу уверенность в том, что кризис, в котором мир оказался, беспрецедентен. Изобретательность, этот новый вид богатства, решительно доминирующий в современном мире, породила промышленную революцию, научный образ мышления и его плоды, новые знания и умения, и возможность эффективно их применять — то есть современное, постаграрное общество. Эти же достижения дали достаточную стабильность и позволили (до сих пор, по крайней мере) вносить в постаграрную жизнь коррективы, дающие ей устойчивость.