Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века

В Петербурге даже бытовало выражение – «попасть на Казачий». Эта перспектива ждала мелких хулиганов, жуликов и мошенников, приговариваемых мировыми судьями или в административном порядке к аресту на более или менее продолжительные сроки. Чтобы на себе ощутить жизнь и быт обитателей арестного дома, репортер «Петербургской газеты», скрывавшийся под псевдонимом Северный, предпринял в сентябре 1911 года «хождение в народ», результатом которого стал любопытный очерк на страницах газеты.

Смотритель арестного дома поделился информацией о количестве арестантов, содержавшихся в подведомственной ему тюрьме. На сентябрь 1911 года в ней сидело 288 человек, в том числе 22 женщины. Половина арестованных отбывала наказание по приговору мировых судей, половина – в административном порядке. К последней категории относились хулиганы и так называемые «ножевщики», которых приговаривали административным порядком к аресту за ношение ножей, кистеней, оскорбление полиции и т. д. «Этот элемент для нас крайне неприятный, буйный и даже опасный, – сообщал смотритель и затем не без лукавства добавлял – Тем более что у нас нет другого оружия, кроме доброго слова».

За 1910 год в городском арестном доме побывало 13 913 человек, причем «административных» было всего 1384 человека, за десять месяцев 1911 года – 11 260 человек, на которых пришлось 1340 «административных». Любопытна выборка, показывающая представителям каких профессий случалось «попадать на Казачий». По данным за 1910 год, из общего количества арестованных здесь побывало 52 студента, 49 чиновников, 37 художников и живописцев, 32 артиста – музыканта и актера, 20 фармацевтов и аптекарей, 9 репортеров, 8 учителей, 12 адвокатов, 2 врача и даже один архитектор. Из дамского контингента 358 человек составили проститутки и 12 представительниц занятий «умственного труда».

«Обстановка камер однообразная: стол, табурет и постель, – признавался смотритель. – Окна с железными решетками. Камеры одиночные и для нескольких человек; привилегированные предпочитают одиночные, и камеры на трех человек в коридоре привилегированных почти никогда не занимаются, только при переполнении. Есть, кроме того, изоляционные камеры для чувствующих недомогание и, наконец, на женском отделении камера на буйных, но она почти всегда пустует».

Репортеру лично дозволили побывать в камерах арестного дома, после чего он оставил такие строки, призванные заверить столичных обывателей в полнейшей благопристойности и безопасности сего заведения: «Всюду в высоких и широких коридорах и камерах чистота и порядок. Арестованные чувствуют себя, видимо, прекрасно, камеры запираются только в виде наказания – они находятся в постоянном общении друг с другом, слышатся разговоры, смех, иногда расшалятся и танцуют. Арестованные сидят в своих платьях».

Летом 1913 года «подвиг» журналиста «Петербургской газеты» по «хождению в народ» повторил столичный городской голова Иван Иванович Толстой в ходе своих первых «инспекционных» выездов на «задворки» Петербурга. Это произошло 20 июля, после посещения Полтавской улицы, где сооружался храм-памятник в честь трехвекового царствования Дома Романовых. Осмотром арестного дома Толстой оказался очень доволен. Место заключения произвело на него довольно благоприятное впечатление. Ничего удивительного: на 300 мест приходилось всего 120 арестованных – большинство было освобождено по манифесту о 300-летии царствования романовской династии.

«Интеллигентные» узники «Крестов»

Печально знаменитые питерские «Кресты» повидали на своем веку немало узников, пострадавших за правду. Во время первой русской революции среди арестантов тюрьмы оказалось немало «интеллигентных обитателей». К примеру, в апреле 1907 года в «Кресты» попали 6 адвокатов, которые понесли наказание за то, что в октябре 1905 года убеждали суд примкнуть к всеобщей политической стачке.

Всех шестерых приговорили к недельному аресту в тюрьме, причем эта неделя пришлась на Пасху. Впрочем, по словам одного из них, С.П. Елисеева, в выборе именно этой недели не было никакого злого умысла и «утонченной мести» со стороны властей, как это восприняли многие. «Мы сами просили прокурорский надзор устроить нам высидку именно в эти праздничные дни, чтобы наше вынужденное бездействие не повредило делам наших клиентов, – заявил потом Елисеев. – Должен сказать, что отношение к нам прокурорского надзора и тюремной администрации было самое внимательное, самое предупредительное».

Подчеркивая свое уважение к закону и к принципам правового государства, за которое они ратовали, адвокаты сами явились в тюрьму, на извозчиках, сделав перед этим визит в окружной суд к помощнику прокурора, ведавшему местами заключения. По словам адвоката Елисеева, им разрешили отсидеть в «Крестах»: «…там чище, да и, как мы думали, отдохнуть неделю от работы в одиночном заключении удобно». К «интеллигентным арестантам» отношение было подчеркнуто корректное: их не досматривали, а в привезенных с собой чемоданах не рылись.