Закат блистательного Петербурга. Быт и нравы Северной столицы Серебряного века

Смольный институт благородных девиц обычно воспринимается сегодня – с присущей ностальгией по «блистательному Санкт-Петербургу» – как закрытое учебное заведение с практически безупречной репутацией. Между тем, век назад перед петербуржцами представала совсем иная картина: странные события, происходившие в Смольном институте, давали повод говорить о царивших там деспотических нравах и порядках.

Поводом к таким разговорам послужила трагедия, случившаяся в Смольном институте в середине апреля 1913 года: две воспитанницы выпали с третьего этажа во двор. Одна выжила, другая разбилась насмерть. По официальной версии, трагедия стала следствием недосмотра администрации, якобы «две воспитанницы увлеклись своей шалостью настолько, что очутились на полураскрытом окне и, сильно облокотившись на стекло, раздавили его и обе вместе рухнули вниз с высоты третьего этажа».

Однако вскоре выяснилось: в этой истории все шито белыми нитками. Достаточно сказать, что трагическая «детская шалость» случилась почему-то глубокой ночью. Стало очевидно: администрация Смольного института во главе с его начальницей светлейшей княжной Ливен тщательно скрывает подробности этого происшествия. Дотошные газетчики все-таки пронюхали, в чем было дело. Оказалось, что падение двух воспитанниц из окна не было случайностью.

«Кулуары женского аристократического учебного заведения с его режимом и патриархальными началами создали такую атмосферу, которую не вынесли две юные девочки», – утверждалось в одной из влиятельных городских газет. Обе смолянки учились в институте уже четвертый год, и трагедия назревала долго.

Погибшая 14-летняя Надежда Кондаурова, дочь полковника, давно тяготилась обстановкой и режимом институтской жизни. Еще перед рождественскими каникулами ее «уловили» с недозволенными к чтению книгами. Они не были «преступного» содержания, но и не входили в программу института. Еще несколько подобных «выходок», и Кондаурова оказалась на плохом счету у администрации. В результате при 12-балльной системе отметок ей поставили два балла за поведение.

Кондаурова стала писать жалобные письма домой. В Петербурге жили ее мать, братья и сестры, старшие из которых тоже являлись воспитанницами-смолянками. Она умоляла, упрашивала забрать ее домой, но не встретила поддержки у родных. Сочувствие она встретила лишь у своей подруги Ольги Савинковой, происходившей из зажиточной дворянской семьи.

В три часа ночи 13 апреля, когда все смолянки спали, Кондаурова и Савинкова решили исполнить задуманное. Потом уже говорили, что девушки хотели бежать из института и утопиться в Неве, но когда попытку их бегства раскрыли, вылетели из окна. Как бы то ни было, Кондаурова закрылась простыней и бросилась вниз из окна. За ней последовала ее подруга…

Когда стало понятно, что администрация Смольного института скрывает происходящее и всеми силами препятствует огласке, по Петербургу поползли самые разные слухи. Главным образом, обвиняли внутренние распорядки институтской жизни, установленные нынешней начальницей княжной Ливен. Поговаривали, что в институте развита система угодничества и «всепослушания», учениц принуждают льстить и заискивать, а порядки угнетают не только воспитанниц, но и педагогов. Некоторых уже уволили за «вольный нрав».

Ходили слухи, что начальница института высокомерно обращается с педагогами, что в институте процветает принцип служения слову, а не делу. Будто бы «смолянок» зачастую наказывают не за серьезные проступки, а за самые невинные проявления живого характера.

В самом Смольном институте публикации о царящих там нравах называли наглой ложью. Представителей прессы вообще не пускали за порог института. Впрочем, некоторые считали, что дело не только в смольнинских порядках, поскольку демонстративные самоубийства среди молодежи стали, без преувеличения, настоящим «веянием времени». А законоучитель и духовник Смольного института священник Егоров и вовсе объяснял поступок Кондауровой ее «ненормальностью». «Она была нервной экзальтированной натурой, – заявлял он, – часто беседовала со мной и говорила, что она „скверная, не годная для жизни“. Она была талантлива, и развитие ее шло выше окружающих. Вечное искание чего-то лучшего».

Через три дня после трагедии Надежду Кондаурову похоронили на Никольском кладбище Александро-Невской лавры. Среди провожавших ее в последний путь присутствовало немало офицеров гвардейских полков, а также бывших смолянок. Воспитанниц, учившихся вместе с Кондауровой, не было: администрация просто не разрешила им появляться здесь, опасаясь «массового психоза».

Между тем разоблачения порядков, царивших в институте, продолжались. Дошло до того, что Смольный институт во всеуслышание обозвали «школой самоубийц». Как оказалось, только в 1906/07 учебном году пять смолянок покушались на самоубийство.