Закат и падение Римской империи

Уверенные в справедливости своего дела и в успехе своего предприятия, французы и венецианцы приступили после кончины законных монархов к разделу своих будущих владений. Формальным договором было условлено, что будут назначены двенадцать избирателей, по шести от каждой из двух наций, что большинство голосов решит, кому быть восточным императором, и что в случае, если бы голоса резделились поровну между двумя кандидатами, окончательный выбор будет предоставлен жребию. Тому, кто будет провозглашен императором, они заранее предоставили вместе со всеми титулами и прерогативами византийских монархов два дворца — Буколеонский и Блахернский и четвертую часть греческой империи. Было решено, что три остальные части будут поровну разделены между Венецианской республикой и французскими баронами, что все ленные владельцы (только в пользу дожа было сделано почетное исключение) формально признают свою верноподданническую зависимость от верховного главы империи и будут нести по его требованию военную службу, что та нация, из среды которой будет выбран император, предоставит своей союзнице выбор патриарха и что как бы ни было сильно желание пилигримов скорее посетить Святую Землю, они посвятят еще один год на завоевание и на защиту греческих провинций. После взятия Константинополя латинами этот договор был подтвержден и приведен в исполнение, а их первой и самой важной заботой было избрание императора. Шестеро французских избирателей были все без исключения духовного звания; то были: аббат Лoxeca, выборный архиепископ Акры в Палестине и епископы городов Труа, Суассона, Гальберштадта и Вифлеема, последний из которых исполнял в лагере должность папского легата; они внушали уважение своей профессией и своей ученостью, а так как выбор не мог пасть ни на одного из них, то они могли лучше всех других исполнить обязанности избирателей. Шестеро венецианцев принадлежали к числу высших государственных сановников, а знатные роды Кверини и Контарини до сих пор гордятся тем, что в этом списке находят своих предков. Двенадцать избирателей собрались в дворцовой капелле и после торжественного призывания Святого Духа приступили к совещаниям и к подаче голосов. Из уважения и из признательности они пожелали увенчать короной доблести дожа; его мудрость побудила их взяться за это предприятие, а подвигам этого слепого старца могли завидовать и удивляться самые юные рыцари. Но у патриота Дандоло вовсе не было личного честолюбия, и он был вполне удовлетворен тем, что его признали достойным царствовать. Сами венецианцы не желали его возведения на престол; его соотечественники и, быть может, даже его друзья указывали с красноречием искренности на вред, который могло причинить национальной свободе и общему делу крестоносцев соединение в одном лице двух несовместимых званий: первого сановника республики и восточного императора. Устранение дожа расчистило путь к престолу для равных по достоинству кандидатов Бонифация и Балдуина; перед их именами почтительно отказались от своих притязаний все менее знаменитые кандидаты. Для маркиза Монферратского служили рекомендацией его зрелый возраст и прекрасная репутация, выбор авантюристов и желания греков, и я не могу поверить, чтоб этот владелец маленькой территории у подножия Альп мог внушать серьезные опасения царившей на морях Венеции. Но граф Фландрский стоял во главе богатого и воинственного народа; он был храбр, благочестив и целомудрен; он был еще очень молод, так как ему было только тридцать два года; он происходил от Карла Великого, был двоюродным братом короля Франции и сотоварищем прелатов и баронов, которые неохотно подчинились бы верховенству иноземца. Эти бароны с дожем и маркизом во главе ожидали у входа в капеллу решения двенадцати избирателей. Оно было объявлено епископом Суассонским от имени его сочленов: "Вы поклялись повиноваться тому принцу, который будет нами выбран; в силу нашего единогласного решения граф Фландрский и Геннегауский Балдуин с этой минуты ваш государь и восточный император". Графа приветствовали громкие радостные возгласы, которые стали раздаваться по всему городу и из уст торжествовавших латинов, и из уст греков, из страха старавшихся угождать победителям. Бонифаций прежде всех поцеловал руку своего соперника и сам поднял его на щит; затем Балдуина перенесли в собор и торжественно обули в пурпуровые полусапожки. Через три недели после избрания он был коронован папским легатом, временно заменявшим Патриарха; но венецианское духовенство скоро заняло все церковные должности Софийского собора, возвело Томаса Морозини на церковный престол и прибегло ко всевозможным хитростям для того, чтобы предоставить своим соотечественникам почетные отличия и бенефиции греческой церкви. Преемник Константина немедленно известил Палестину, Францию и Рим об этом достопамятном перевороте. В Палестину он послал в качестве трофеев константинопольские городские ворота и цепи, загораживавшие вход в константинопольскую гавань, и заимствовал из иерусалимского регламента те законы или обычаи, которые были самыми удобоприменимыми в этой французской колонии и в завоеванных на Востоке странах. В своих посланиях он приглашал французских уроженцев расширять эту колонию и обеспечить это приобретение, переселяясь в великолепный город и в плодородную страну, которая способна вознаградить за их труды и духовенство, и солдат. Он поздравлял римского первосвященника с восстановлением его власти на Востоке, просил его положить конец расколу греков своим личным присутствием на Вселенском соборе и умолял его благословить и простить тех пилигримов, которые оказали ему неповиновение. Иннокентий соединил в своем ответе благоразумие с достоинством. Разрушение Византийской империи он приписывал людским порокам и видел в этом событии волю Провидения; он говорил, что оправдание или осуждение завоевателей будет зависеть от их поведения, а законность заключенного между ними договора — от усмотрения св.Петра; но он требовал как самой священной их обязанности введения такой правильной субординации, которая заставила бы греков повиноваться и уплачивать дань латинам, светских сановников — повиноваться и уплачивать дань духовенству, а духовенство — повиноваться и уплачивать дань папе.