Закат и падение Римской Империи

С другой стороны, Монтескьё в своих "Размышления о причинах величия и падения рим­лян" смотрел на все глазами гения и высказал по этому предмету множество идей, всегда глубоких, почти всегда новых, но не всегда основательных и основанных не столько на знакомст­ве с настоящей сущностью и взаимной зависимостью фактов, сколько на тех быстрых и остроумных общих соображениях, в которые так легко вовлекаются гениальные умы, потому что очень любят проявлять свое могущество в творчестве этого рода. К счастью, гений пользуется той заслуженной и прекрасной привилегией, что его заблуждения плодят исти­ны; он минутами сбивается с проложенного им пути, но этот путь все-таки остается открытым, и на него вступают другие с твердостью и осмотрительностью. Гиббон, будучи даровитым, менее глубокомысленным и менее возвы­шенным писателем, чем Монтескьё, взялся за тот самый предмет, богатство и широта которого уже были указаны этим последним; он тщательно проследил длинную нить пос­ледовательной связи между теми фактами, на которые ука­зывал Монтескьё, более для того, чтобы найти в них опору для своих идей, нежели для того, чтоб познакомить читателя с их развитием и с их взаимным влиянием. Английский исто­рик был в высшей степени одарен той проницательностью ума, которая во всем доискивается причин, и той прозорли­востью, которая умеет выбрать между вероятными причина­ми те, которые можно считать за настоящие; родился он в та­ком веке, когда просвещенные люди с жадностью изучали все составные части социальной машины и старались уяс­нить себе, чем связаны ее части, как она действует, в чем ее польза и влияние и как велико ее значение; по своим позна­ниям и по обширности своего ума он стоял на одном уровне с просвещением своего века. Поэтому в свои исследования исторических материалов, то есть исторических фактов, он внес разборчивость здравомыслящего ученого, а в своих взглядах на нравственную сторону предмета, то есть на вза­имную связь событий между собою и на взаимную связь между действующими лицами и событиями, он обнаружил разборчивость опытного философа.

Он понимал, что история, ограничивающаяся одним изло­жением фактов, возбуждает только тот интерес, который заключается в желании познакомиться с деяниями других людей, и что она только тогда будет поистине полезна и серьезна, когда будет рассматривать изображаемое ею обще­ство с тех многоаспектных точек зрения, с которых могут смотреть на него и государственный деятель, и воин, и судья, и финансист, и философ, и, одним словом, все те, кто благо­даря своему положению или своему образованию способны близко познакомиться с его различными пружинами. Эта столько же основательная, сколько и возвышенная, точка зрения, если не ошибаюсь, и служила руководством для ав­тора "Истории упадка и разрушения Римской империи": это не простой рассказ о событиях, волновавших римский мир со времени возвышения Августа и до взятия турками Констан­тинополя, так как автор постоянно присовокупляет к своему повествованию описание положения финансов, мнений, нра­вов, военной системы и тех внутренних тайных причин благоденствия или нищеты, которые втихомолку уничтожают или без шума расшатывают существование и благосостояние общества. Придерживаясь всеми признанного, но не всегда соблюдаемого правила, что одни только факты должны слу­жить основой для общих соображений и что следует следить шаг за шагом за их медленным, но необходимым развитием, Гиббон и написал сочинение, которое замечательно широтой своей цели, хотя в нем и редко встречаются возвышенные идеи, и которое богато интересными и положительными вы­водами, хотя автор и был скептик.