Баррахат хорошо владел методикой борьбы с этим парадоксом. Отряд отправился в путь неделю тому назад, и некоторое количество изначально вроде бы вьючных лошадей уже оказалось сменными верховыми, а еще больше постепенно оставалось позади. Специально взятые люди отводили их в ближайшие селения и сами оставались с ними, так что кормить тоже приходилось все меньше и меньше ртов.
Сложнее всего было рассчитать маршрут, на котором отряду хватит воды. В Сиррахе почти нет оазисов. Даже на краю пустыни их очень мало.
— Что скажете, советники? — задорно спросил Джави, опуская с лица шарф, защищающий дыхание от песчаной пыли.
— Мы на границе, повелитель, — сказал Баррахат. — Вы стоите на самой границе своего королевства. По той стороне бархана — ничья земля.
— Откуда ты знаешь, Шер? — весело сказал Джави. — Как в барханах можно узнать, где чей бархан?
— Знак, — сказал Сальтгерр. — Видите, засыпанный знак?
Джави пригляделся. Внизу, там, где экономным шагом проезжали Ястребы, и впрямь виднелся деревянный столб, почти ушедший в песок.
— Этот знак поставил король ар-Равиль триста лет назад, — сказал Шер. — Его описание сохранилось и соответствует тому, что мы видим. Я читал то, что вырезано на дереве. Здесь кончается земля Дамирлара, мой повелитель. Дальше ничьи пески.
— Ну что ж, — сказал Джави, — ну что ж…
Он тронул коня с места и проехал около десятка шагов. Потом развернулся на запад.
— Прощай, земля Амира, — сказал он негромко. — Прощай, страна отважного и безрассудного Амира, Кем д'Амир, священный Дамирлар! Твой потомок, Амир, покидает землю отцов, как некогда и ты покинул свою. Прощай!
Он двинулся вниз по склону бархана. Конь упирался, недовольно мотал головой и присаживался на задние ноги, проезжая по два-три шага вместе с оползающим песком. Сальтгерр и Баррахат пустились в короткий объезд, чтобы не ссыпать песчаную лавинку на голову повелителю.
— Я вот что хочу спросить, — сказал Джави, когда советники догнали его. — Мы привал делать будем?
— Не сейчас, повелитель, — сказал Баррахат. — Если повелитель не возражает — ночью пойдем побыстрее, без отдыха. К утру будем в оазисе Хулур. Это последняя вода до берега Май-Мавая.
— И то еще вопрос, — добавил Сальтгерр. — Несколько лет назад прошел слух, что Ультаф Проклятый, черный мститель, разрушил колодец Хулур. Но в прошлом году мои люди, объезжая границы, были вынуждены завернуть к оазису, надеясь откопать хоть какую-то воду. И выяснилось, что колодец цел, переполнен водой, и оазис зазеленел и разросся. Но я теперь думаю — в тот ли оазис они попали? Или заплутали и выехали к источнику Альсены в двух днях пути отсюда?
— Разберемся на месте, — сказал Баррахат. — Если что не так — у нас еще есть немного воды. До берега хватит, хотя и в обрез. А если оазис в порядке — вообще отлично. Это для нас стало бы огромнейшей удачей. Сможем отдохнуть целый день, и при этом выиграем почти сутки.
— Это уже ваши дела, — сказал Джави. — Я в ваших расчетах ничего не понимаю. Отдохнем — прекрасно, выиграем — отлично, только не надо мне объяснять, почему и как.
Он поднял шарф на лицо и пустил коня рысью. Сзади донесся голос Тамаля, неугомонного даже на жаре:
— Где ты, земля родная, где ты, мой верный друг? Ветер чужого края гонит песок вокруг. Только кувшин разбитый, угли из очагов, только сухие плиты спят под твоей ногой…
— Дыхание береги! — рявкнул на него Сальтгерр. — Ох, допрыгаешься ты у меня, певун!
— Я все равно допрыгаюсь не у тебя, а у повелителя, — гордо сказал Тамаль, на всякий случай, впрочем, отъезжая подольше. — Я для него горло деру, а ты просто такой везучий и все время рядом оказываешься.
Джави усмехнулся. Ему нравился характер Тамаля. Иногда певца хотелось убить, но простодушная отвага этого мерзавца, смешанная с невероятной хитростью и изворотливостью, не позволяла сердиться на него долго.
— Где ты, мой верный друг, — повторил он и оглянулся на старый знак короля ар-Равиля. Подъезжать ближе не хотелось. Хотя Джави прекрасно понимал, что если не подъехать сейчас, он больше никогда не увидит этой древней деревяхи. Никогда. Теперь все в последний раз. Где ты, мой верный друг… есть отвратительное свойство у тамалевых песен. Пять минут поет, а потом два часа отвязаться от мелодии не можешь. Интересно, где-то сейчас мой Ник? Кто с ним? Как у него дела? Знает ли он, что я задумал? Нет, этого он точно не знает. Этого даже Баррахат не знает. И Сальтгерру в жизнь не догадаться. И Тамаль про такое не пел. И наверное, не споет. Эх, только сухие плиты спят под твоей ногой…
Джави тряхнул головой и пустил коня вскачь.
За два часа до захода солнца когорты привычно сменили порядок построения. Особого смысла пока что в этом не было, лошади еще не слишком устали, люди не были измотаны так, как это частенько случается в долгих боевых походах, но Вечный Отряд не любил менять привычки за здорово живешь. Отработавшая свое в авангарде третья когорта разомкнулась по оси и отступила к обочинам, пропуская вперед свежую четвертую. А отдохнувшая вторая тем же маневром заменила в арьергарде первую.