Закат империй

— Вон тот, видишь? В красном жилете, с рукавами вычуром? Это д'Олирой, посол нортенийский.

— Да ты что, мать, умом тронулась? Нортенец еще двадцать пятым саиром в свою Деную уволокся. Отозвал король посла, надобен он ему при Рассвете, вишь. А в красном жилете, с фуфелем заместо рукава — это Ракс Дебора, хозяин Савога и Присавожья.

— Ты, мужик, чего-то говоришь такого, я никак не смекну. Откель у жилета рукава, да еще фуфулем? — дедок, стоявший за спинами первого ряда, никак не мог протиснуться вперед и только подпрыгивал, норовя все разглядеть с высокого подскока.

— Дык он же не голый под жилетом, небось, — отвечал кряжистый мастеровой, как раз и заслонивший дедку обзор. — Он в рубахе, отец, по-приличному, в белой такой рубахе, а рукава наружу из жилета сторчат. Только я тебе скажу, дед, что можешь не прыгать. Все одно это не рукав, а как есть один фуфель. Глядеть позорно, все в дырках.

— Ротонские кружева, голова твоя дурная, узким плетом по червонцу моток, а уж цельнотканым полотном на рубаху — так я даже и сообразить не могу, в голову не лезет. За одну таку рубаху можно двадцать лошадев сторговать, да не пахотных одров каких, а справных подседельных.

— Сказиться можно! — взвился дедок, прыгая выше головы мастерового. — За одну рубаху — двадцать лошад? Да чтоб мне уделаться, в жисть этот фуфуль не надел бы!

— Да ты хоть три раза кряду в штаны наклади, так в них же ничего не задержится, потому как, дед, у тебя штаны таким самым фуфелем, наскрозь верхом проехати можно! — потешились сзади.

— Вельможные штаны, сталбыть, — дедок не обиделся, а вовсе начал просачиваться мастеровому под локоть, но не преуспел, только физиономию из-под мышки выставил.

— Поберегись, отец, — предупредил кряжистый. — Народ взшебуршнется, невзначай задену и пришибить могу.

— Мы привычные, — весело сказал дед, мостясь поудобнее. — А то вон хто, этакий здоровый и в желтом?

— То знатный Осмог, — сказал костлявый жрец со знаком храма Эдели. Главный экзаменатор у Ордена, за то и кличут еще Осмог Убийца.

— Это и есть Осмог? — переспросил светловолосый молодой рыцарь с наивным изумлением. — А я думал, он такой высокий, стройный… да не пихайся ты, дурень, щас по уху дам!

— А он не толстый, сударик, он могуч весьма, — сказал купец, стоявший слева. — Жиру в нем, честно слово, на пол-пальца нет. Чистая сила, как у кузнеца какого. Говорят, человека в кольчуге одним ударом пополам сечет.

— Что сила, — хмыкнул мастеровой, предусмотрительно не оборачиваясь, чтобы кто-то не попытался втиснуться на его место. — Кольчугу-то и я посечь могу — должноть, и пополам, коль поднатужиться. Только ежели она на месте стоит. А ежели она, кольчуга, на человеке, да перед тобой прыжит, да мечом норовит ткнуть, так ты в ее попробуй еще попади! Вот где самое умение нужно! То-то воином тебе стать — не каким биндюгом.

— Это правда, — сказал рослый воин лет тридцати пяти, с едва заметным шрамом над правой бровью. — Только заметьте, почтенный, что удар, проникающий сквозь оборону соперника, как правило, очень быстрый — в ущерб силе. А выполнить удар и точный, и быстрый, да при этом еще и сильный — признак воистину большого мастера.

— Так вот этот самый Осмог желающих в Орден как раз и проверяет, обиженно сказал белобрысый парень в куртке со знаком ювелирной гильдии. — Это ж разве честно? Человек, может, наилучшим рыцарем стал бы, а против него сразу большого мастера ставят. И драться насмерть… нечестно это!

— Ты бы, дурень, помалкивал, — рассудительно сказал прилично одетый горожанин справа от жреца. — Орден тебе не игрушка, туда как раз больших мастеров и должны принимать. Учиться — это ты в Аймар езжай, в наемники. Там лет десять потаскаешься за гроши, потом, коли жив останешься, может, в приличную армию возьмут. А еще лет через десять, если мастерство постигнешь и не поувечишься — тогда приезжай, глядишь, и в Орден пробьешься.

— Да отчего ж насмерть-то? — чуть не плача, вскричал мальчишка-ювелир. — Это ж стократ обидней — встречаются два мастера, и один другого погубить должен? Неужто нельзя обычным турнирным боем?

— И на турнире люди гибнут, — строго сказал немолодой жрец со знаком Эртайса. — А в Ордене всегда должно быть ровно сто сорок четыре рыцаря, отрок. Ни одним больше, ни одним меньше. И должны это быть люди, которые бестрепетно готовы жизнь положить за Господа своего, вышнего Эртайса. Оттого и проверка сурова — кому жизнь своя скудельная дороже господа, тот в Орден не пойдет. А уж кто пошел — тот победит или погибнет. Иного пути у Воинов Господа нет.

— Интересно мне, как себя чувствует прозелит, — сказал жрец Эдели. Отдать жизнь за бога — это звучит величественно. Только свою жизнь отдают за бога редко. Все чаще норовят чужую.

— Не суесловьте на героев, коллега, — высокомерно сказал жрец Эртайса. — Рыцари Ордена не одну сотню раз платили своей кровью за наше спокойствие.

— Но разве драка с северянами за вязанку дров тоже происходит во имя Господа? — тихо спросил жрец Эдели.