Закат империи. От порядка к хаосу

О, я узнал тебя! Как ангел разрушенья,

Как смерч промчался ты над мирною страной,

Топтал хлеба её, сжигал её селенья,

Разил и убивал безжалостной рукой.

Как много жгучих слёз и пламенных проклятий

Из-за клочка земли ты сеял за собой;

Как много погубил ты сыновей и братий

Своей корыстною, безумною враждой!

Твой путь - позорный путь! Твой лавр - насмешка злая!

Недолговечен он... Едва промчится мгла

И над землёй заря забрезжит золотая -

Увядший, он спадёт с бесславного чела!..

Если будущий офицер, воспитанник Павловского во­енного училища, которое славилось строгой дисциплиной и безукоризненной строевой подготовкой, сочиняет такие стихи, то это означает лишь одно: империя обречена. Ни ге­нерал Скобелев, ни юнкер Надсон, ни их современники не знали, да и не могли знать того, что знаем мы: Ахалтекинская экспедиция и взятие Ашхабада вписали последнюю победо­носную страницу в военную летопись Российской империи. Но русское образованное общество уже было равнодушно к победным имперским лаврам задолго до того, как эти лавры увяли.

«Апофеоз войны»

С полным отсутствием участия и интереса к происходя­щему русский интеллигент взирал как на победы, так и на поражения. И это безразличие особенно ярко проявилось во время Русско-японской войны 1904-1905 годов. Столичное общество предпочитало не замечать того, что происходит на Дальнем Востоке - этой воистину дальней окраине огром­ной империи. Один из наиболее известных мирискусников Александр Николаевич Бенуа вспоминал: «Это была первая настоящаявойна, в которую была втянута Россия после 1878 г., но за совершенно настоящуюее никто вначале не считал, а почти все отнеслись к ней с удивительным легко­мыслием - как к какой-то пустячной авантюре, из которой Россия не может не выйти победительницей. ...Л вообще дело представлялось так: где-то "у черта на куличках" идет какая-то свара, в которой мы ничуть не повинны; туда отправле­ны одни только армейские полки, столичным людям мало знакомые, предводительствуемые неизвестными команди­рами; дело это, как всякое кровопролитное, быть может, и жестокое, дикое и нелепое, но нас, живущих за тридевять земель, оно мало касается. ...В частности, мы, художники, что греха таить, просто не были озабочены войной, не ин­тересовались... Прочтешь очередные военные телеграммы и успокоишься, а иной раз даже и не прочтешь» ⁵⁹. Эта война была исключительно непопулярна в русском обществе. Это была первая война в истории государства Российского, объявление о начале которой не вызвало никаких патрио­тических эмоций. Интеллигенция отнеслась к войне равно­душно, а народ с пока еще глухим недовольством. 29 октября 1904 года в Ясную Поляну приехала из Петербурга графиня Софья Андреевна, и обитатели имения, жадно ловившие и горячо обсуждавшие между собой все новости с театра во­енных действий, с удивлением узнали от неё, что «войной в Петербурге даже не интересуются» ⁶⁰.

Гродненский губернатор Михаил Михайлович Осоргин вспоминал, что объявление мобилизации вызвало ропот населения: «Нам на местах уже ясно видно было, что эта война не будет популярна и не дождаться военачальникам энтузиазма в войсках» ⁶¹. Осоргин, потомок древнего дворян­ского рода, окончил воешгую гимназию, Пажеский корпус и служил в Кавалергардском полку, но сам лично никогда не воевал. По воспитанию он был военным человеком, про­питанным «старыми традициями боевой славы наших отцов и дедов» ⁶². Сквозь призму этих традиций он и смотрел на войну с Японией. Чтобы современный читатель получил представление о сути этих традиций, достаточно вспом­нить приказ, который неустрашимый генерал граф Алек­сандр Иванович Остерман-Толстой отдал своим войскам в критический момент боя за Курганную высоту во время Бородинской битвы: «Стоять и умирать!» Его корпус отбил все атаки французов, потеряв при этом половину личного состава, но не отступил ни на шаг.