Результат превзошёл ожидания. Против всех левых (да и правых) теорий в «центр империализма» со всего мира хлынули инвестиции. Из экспортёра капитала США стремительно превращались в импортёра, из мирового кредитора — в крупнейшего должника. Рейган и Волкер, если и были приятно озадачены таким поворотом, но вовсе ему не противились.
После шока начала 1980-х экономика США вступила в длительный период процветания, по крайней мере для инвесторов и политиков, которым больше не требовалось решать бюджетные головоломки. Рейган получил средства и на пушки (колоссальные ассигнования на техническое и психологическое перевооружение новой профессиональной армии после поражения во Вьетнаме), и на масло, которое теперь, впрочем, доставалось верхним и близким к ним слоям общества, расположенным в социальной структуре ближе к финансовым потокам и процессу отбора кандидатов на выборах. Мировая власть вернулась к элитам США «с лихвой».
Политический климат миросистемы менялся кардинально. Новые левые движения, ещё недавно сотрясавшие устои западного общества, распались так же быстро и бесславно, как и их непризнанные собратья — советские диссиденты и демократы после 1991 года. При всём энтузиазме у этих сил не оказалось никакой позитивной программы. Солидные профсоюзы, приученные к лёгким деньгам без забастовок, теперь оказались один на один с ожесточившимся менеджментом, отныне всегда готовый перенести производство в Мексику или Корею. Когда забастовки всё же случались, ответ властей был суров, как в далёком XIX веке. Президент Рейган начал с показательного избиения элитного профсоюза авиадиспетчеров, которых попросту заменили военными профессионалами.
В 1980 году на первый план выдвигается другая стратегия — капитал, прежде всего американский, уходит из скованного национальными рамками производства в глобальные финансовые спекуляции, ломая прежние политические барьеры и механизмы регулирования. Если легендарные капитаны американского бизнеса первой половины XX века выступали организаторами производства (Карнеги, Форд, Рокфеллер, даже Дисней), то героями новой эпохи становятся финансовые игроки — Трамп, Баффет, Сорос. Их первое очевидное преимущество — биржи лишь опосредованно связаны с производственными цепочками. Так что особо не побастуешь. Но куда большее преимущество в том, что капитал в финансовой форме крайне мобилен, адаптивен и всеяден. Развитие электроники дало ему возможность буквально в секунды перемещаться из сектора в сектор, из страны в страну. Оставалось только снести препятствия на пути глобализации финансов.
В 1979–1982 годах страны третьего мира в целом откатились в мировой иерархии доходов на душу населения на позиции колониального периода. По силе воздействия удар долгового кризиса был сопоставим с Великой депрессией, если не хуже.
Захлебнулись национальные проекты промышленного роста, финансировавшиеся за счёт дешёвых кредитов 1970-х годов, а с ними и разговоры о новом экономическом порядке. Правительства выстраивались в очередь за спасательными кредитами МВФ, которые теперь обставлялись монетаристскими требованиями жёсткой экономии, ликвидации субсидий и защитительных барьеров. Это открывало для сильнейших финансовых игроков мира всё больше рынков и доступ к бросовым теперь активам обанкротившихся госсекторов. Слом границ и барьеров, собственно, и стал основным процессом глобализации.
Вскоре в той или иной форме добавились требования либеральной демократизации и приведения государственных институтов в соответствие с американскими нормами ведения бизнеса и политики. Это понижало риски вхождения на новые рынки и попросту делало весь мир узнаваемо своим для американского инвестора. Всевозможные диктатуры развития, утратившие уверенность и средства к осуществлению власти, вдруг шли на переговоры и пакты с оппозицией. В Латинской Америке, как всегда, доходило до крайностей, когда хунты едва ли не из тюрем и ссылки приводили оппонентов «порулить» разваливающейся страной. Так, президентом Бразилии стал некогда известный леворадикальный социолог Энрике Кардозу, сделавшийся на новом посту таким же убеждённым неолибералом.
Фидель Кастро призвал было к забастовке стран-должников в попытке спасти идею политического блока третьего мира и совместно добиваться пересмотра мировой финансовой системы. Как часто бывает со всякими забастовками, организовать коллективное действие всегда труднее, чем его подавить. Вернее, протесты «Юга» утратили саму перспективу успеха перед лицом гигантской финансовой воронки, в которую превращались США.
В течение следующего десятилетия США стабильно поглощали до 75 % прироста мирового инвестиционного капитала. Если раньше какой-нибудь Сьерра-Леоне доставались хоть крохи, то теперь в привлечении капитала приходилось конкурировать с самой Америкой, чьи финансовые инструменты давали устойчиво высокий доход при минимальных рисках.