Закат империи США: Кризисы и конфликты

Во-вторых, влезавшие в долги правительства стремились поддержать высокие темпы индустриального роста, характерные для послевоенного периода беспрецедентного в истории человечества роста экономического. Десятки правительств, от Латинской Америки до Восточной Азии и стран Советского блока, предполагали создать передовые секторы в надежде, что к моменту погашения кредитов новые источники доходов покроют долги. В расчете именно на это Египет, Бразилия и Югославия начали создавать собственные фармацевтику и автостроение. Никто не хотел задуматься, что в ближайшем будущем эти проекты перерастут свои национальные рамки, столкнутся друг с другом, с протекционизмом Запада и с конкуренцией восточноазиатских «тигров». Что произойдет, если половина стран мира разом начнет производить собственные автомобили и наводнит экспортные рынки дешевым текстилем и бытовой электроникой?

К тому времени националистические проекты автаркии и импортозамещения себя исчерпали. В конце 1970-х годов возникает новая перспектива перехода к экспорто-ориентированному промышленному росту. Для этого, однако, требовалось обеспечить новоиндустриальные экономики доступом на мировые рынки, без чего эти проекты попросту сорвались бы. Поэтому в конце 70-х в повестке дня устойчиво возникают требования нового мирового экономического порядка. По сути, это была первая попытка политической координации экономических требований на уровне всего тогдашнего третьего мира. Целью было заставить развитые страны Севера поделиться рынками и технологиями, а не отделываться помощью.

Кроме того, страны, как теперь выражаются, «Юга» собирались сознательно стимулировать торговлю внутри своего блока. К примеру, Бразилия по умеренной цене поставляет в Анголу свою технику, взамен получая нефть, хлопок и другое сырье по устойчивым ценам, защищенным от крайних рыночных колебаний, с тем чтобы Ангола сохраняла платежеспособность. По мере усложнения технологической цепочки бразильская промышленная продукция выходит на мировой рынок, а Анголе передаются менее технологичные компоненты промышленного производства и (непременно!) соответствующие каналы сбыта.

Индустриализация Южной Кореи и Тайваня, куда с начала 60-х передавались менее прибыльные звенья японских производственных цепочек с соответствующими экспортными навыками и связями, происходила по тому же принципу. Конечно, огромную роль играли капиталы, сбытовые возможности и политическая воля США, исключительно заинтересованных в выживании и самоокупаемости своих антикоммунистических форпостов в Восточной Азии. Со своей стороны, и правящие элиты Кореи и Тайваня должны были суметь воспользоваться предоставленными возможностями. Именно за этим следили извне и сверху, направляя в производство даже коррупционные доходы.

Это обретало смысл для самих коррупционеров, потому что устойчивые экспортные доходы делали производство, по крайней мере в более долгосрочном плане, привлекательнее рисков сиюминутного казнокрадства. Сегодня подобное прагматичное (если не циничное) отношение к коррупции, стало негласной политикой во многих странах, даже во внешне жестком коммунистическом Китае.

Собственно, идея нового мирового экономического порядка и заключалась в создании политических механизмов, способных воспроизвести для всех стран «Юга» то, что США некогда предлагали своим стратегическим клиентам по сугубо геополитическим соображениям холодной войны, а Северная Европа демонстрировала по отношению к Испании, Португалии и Греции после разложения последних на континенте фашистских диктатур в середине 1970-х. Однако выявился серьезный структурный ограничитель — сами размеры мировой экономики.

В XX веке правящие элиты Запада согласились поделиться доходами с собственным кадровым пролетариатом перед лицом совершенно реальной катастрофы мировых войн, фашистских завоеваний или коммунистических революций. Результат превзошел все ожидания. Западный пролетариат принял сделку и вместо романтичного, но весьма опасного для жизни строительства баррикад стал ездить на собственных машинах за пособиями. Тем самым население развитых капиталистических стран продолжало потреблять даже в периоды безработицы. Страны же советского блока, вместо ожидавшегося Сталиным и многими прочими современниками возобновления после 1945 года Великой депрессии и краха капитализма, столкнулись с совершенно невыносимым для них демонстрационным эффектом массового потребления на Западе.

Однако одно дело — поделиться долей пирога с не таким уж и многочисленным, но центрально расположенным (и, добавим, белым) населением Запада, и совсем иное дело-делить пирог уже со всем (цветным) третьим миром. Вдобавок и сам зажиточный пролетариат Запада к началу 1970-х, оставаясь вполне лояльным капитализму, стал требовать все большего. В ходе потрясений 1968 года для всех правительств, коммунистических и капиталистических, было исключительно важно предотвратить смычку левых интеллигентов и массы кадрового пролетариата.