Закат на Босфоре

А когда вечером пришел Аркадий Петрович мрачнее тучи, то Саенко и без вопросов понял, что дело плохо. Пропал Борис, как в воду канул. Тут уж сам Горецкий послал его к певичке Анджеле. Да только пустое это дело оказалось, потому что застал Саенко на квартире у нее только вещи разбросанные. Съехала певичка спешно, и записки никакой с адресом не оставила. Тут Саенко совсем расстроился. Жалко было Бориса – а ну как убили его? И как же он тогда в глаза посмотрит Варваре Андреевне, ведь она еще в России просила Саенко за Борисом присматривать, и он обещал. Что же теперь будет?

Горецкий выколотил трубку и набил ее свежим табаком. Операция пошла наперекосяк. Конечно, он знал, что рано или поздно Бориса раскроют, – уж очень он неопытен, да и подготовились-то наспех. Но они с Солсбери считали, что успеют узнать все, что нужно, вычислить человека, который стоит за прекрасной Гюзелью. Однако они многого не успели.

Горецкий тяжело вздохнул и потянулся. «Куда же все-таки подевался Борис?»

– Саенко! – крикнул он. – Давай, что ли, спать ложиться…

Ответом ему было угрюмое молчание. Горецкий рассерженно встал и рывком распахнул дверь в другую комнату. Саенко, увидев его, демонстративно отвернулся.

Горецкий насупил брови и уже открыл было рот, чтобы призвать непокорного денщика к порядку, как вдруг тот встрепенулся, встряхнулся, как собака после купания, и одним прыжком оказался у входной двери. Горецкий, верный своим привычкам, снял у зажиточного турка полдома с отдельным входом, так что визитер, шаги которого расслышал Саенко, направлялся именно к ним. Впрочем, теперь уже и Горецкий слышал быстрые шаги бегущего человека и его тяжелое дыхание. Вот скрипнули ступеньки, и в дверь бухнули ногой.

– Кто там? – нараспев протянул Саенко, сжимая в руке невесть откуда взявшийся карабин.

– Открывай, Саенко, а то дверь разнесу к чертовой бабушке! – кричал за дверью знакомый голос, и снова в дверь бухнули.

– Батюшки! – ахнул Саенко. – Да никак Борис Андреич вернулся!

Он уже гремел запорами, не внимая тревожному взгляду Горецкого, и Борис, злой, всклокоченный, с кровоточащей царапиной через всю щеку и в порванном френче, ввалился в дом.

– Живы, голубчик? – спросил Аркадий Петрович, посверкивая пенсне.

Он произнес эти слова мягко, но Борису показалось, что за мягкостью скрывается заискивание и чувство вины. Он тяжело посмотрел на Горецкого и прошел к умывальнику. Желтоватая вода цедилась в фаянсовый таз тоненькой струйкой. Борис злобно хлопнул ладонью по умывальнику:

– Чертовы турки! Все у них не как у людей! Из ковша, что ли, полей, – обернулся он к Саенко.

– Иду, иду! – Саенко уже стоял наготове с кувшином воды и полотенцем.

Борис вошел в комнату, умытый, с приглаженными щеткой волосами и умело обработанным Саенкой порезом на щеке.

– Ну, рассказывайте, Борис Андреевич, где же вы пропадали? – оживленно спросил Горецкий.

– Вам интересно? – начал Борис, накаляясь. – Что, господин полковник, опять меня подставить решили, как в Феодосии в девятнадцатом году? Снова за старое взялись?

– Поручик! Не забывайтесь! – гаркнул Горецкий и выпрямился резко, так что пенсне свалилось с носа и задергалось на шнурке.

– Какой я к черту поручик! – огрызнулся Борис, на которого окрик Горецкого произвел обратное впечатление, – он еще больше рассердился. – Поручики в Галлиполи у Кутепова, а я теперь штатский… вашими заботами! Зря хорошую мину при плохой игре делать стараетесь, – устало продолжал он, – методы мне ваши, господин Горецкий, известны. Не первый год с вами сотрудничаю, и снова, как дурак, вам поверил. Вот и поплатился.

– Однако, Борис Андреевич, все же не до конца вы меня подлецом считаете, если ночью ко мне прибежали, – примирительно улыбаясь, напомнил Горецкий.

– Просто больше идти некуда! – вспыхнул Борис. – В гостиницу соваться боюсь – найдут… К Варваре – тем более страшно, ее подведу…

– Вот что, Борис Андреевич, – начал Горецкий, осторожно подбирая слова, – вижу, что вы расстроены и устали. Так что давайте временно – как бы это выразиться? – закопаем топор войны поглубже и посидим, побеседуем спокойно. Вот, кстати, и Саенко с чаем.

При виде ароматно дымящихся чашек Борис подобрел – после съеденного в пивной, где провел он весь день, невероятного количества кефали, его мучила жажда.

– Итак, – начал Горецкий, – не скрою, за вами наблюдали люди мистера Солсбери. Так что когда вас похитили, нам стало это очень скоро известно. Кстати, еще накануне, ночью, наши люди особенно внимательно наблюдали за Гюзелью…

– И выяснили человека, с которым она связана?

– Не совсем, – Горецкий уклонился от ответа, чем снова разозлил успокоившегося было Бориса. – Но когда мы узнали, куда вас привезли, то установили за тем домом прочное наблюдение. А теперь расскажите, что же с вами случилось.

Борис посмотрел на безмятежно попыхивающего трубкой Горецкого и махнул рукой.

– Ладно уж, слушайте. Вас, господин полковник, только могила исправит.

– Уверяю вас, вы ошибаетесь, – с горячностью воскликнул Аркадий Петрович, – я вовсе не хотел вам зла! И не допустил бы до несчастья.