Закат на Босфоре

Они свернули с оживленной ярко освещенной улицы, прошли два-три квартала. Дорога пошла под уклон, дома вокруг становились беднее, улицы грязнее, люди малочисленнее и подозрительнее.

«Куда это мы идем? – подумал Мирзоян. – Все правительственные учреждения расположены наверху, в современных кварталах. И вообще, что за странный способ приглашения. Обычно к турецкому начальству вызывают повесткой, приносит ее полицейский или какое-нибудь другое официальное лицо, а здесь меня остановил на улице какой-то странный человек, я даже не спросил у него документов…»

Акоп остановился. Его таинственный спутник посмотрел на него удивленно и спросил:

– В чем дело, господин Мирзоян?

– Куда вы меня ведете? Неужели ваш высокочтимый начальник находится здесь, среди этих трущоб? Не-ет?

– Мы идем к нему наиболее коротким путем, – терпеливо, как неразумному ребенку, начал объяснять турок. – Кроме того, Кефаль-оглы пригласил вас на специальную квартиру, предназначенную для конфиденциальных встреч…

– Тогда, уважаемый, хотя бы покажите мне ваши документы! Не-ет? – выпалил Мирзоян, поражаясь собственной смелости.

– Конечно, – ответил незнакомец и полез во внутренний карман.

Мирзоян с интересом ожидал развития событий. Но вместо документа этот ужасный человек достал из кармана непонятный инструмент – что-то вроде сапожного шила, только очень длинного и хорошо заточенного. Мирзоян смотрел на этот инструмент широко раскрытыми от удивления глазами. Он даже не успел испугаться, только очень удивился и возмутился – что себе позволяют эти турки!

А «этот турок» прижал палец к губам, призывая Акопа Мирзояна к молчанию, огляделся по сторонам, убедился, что, кроме них, на улице никого нет, затем схватил Мирзояна за плечо и сильным неожиданным рывком развернул к себе спиной. Одновременно левой рукой он вонзил свое страшное оружие в затылок несчастному коммерсанту.

Акоп Мирзоян тихо ахнул, и свет у него в глазах померк.

Говорят, в последнюю секунду перед смертью человек видит всю свою жизнь, со всеми радостями и печалями, со всеми грехами и добрыми делами, но Мирзоян успел только подумать, что вряд ли ему удастся поужинать сегодня с очаровательной Жюли… Не-ет?

Хотя полковник Горецкий и мало спал предыдущей ночью, но явился он в полицию бодрым и свежевыбритым, как обычно. Тихим голосом пробормотав приветствие, Джафар Карманли протянул ему протоколы осмотра трупов проститутки и ее сутенера. Трупы хранились в леднике при анатомическом театре госпиталя святой Агнессы, так что не успели особенно попортиться. И нерадивые студенты тоже не успели на них попрактиковаться. Судебный врач, которому отдал приказ лично Джафар Карманли, расстарался вовсю. Осмотр был произведен тщательно, из подробного заключения, явствовало, что раны нанесены острым узким предметом, вероятнее всего – шилом, и таким же способом, как и при убийстве полковника Шмидта. К заключению был приложен его перевод на французский, сделанный любезно самим Джафаром.

Минут тридцать в кабинете стояла полная тишина – Горецкий изучал бумаги, а Джафар занимался своими делами. Наконец полковник откинулся на спинку жесткого стула, в который раз больно ударившись спиной, и произнес:

– Скажите, уважаемый Джафар-эфенди, вас ничего не настораживает в этом заключении?

– Меня давно уже настораживают все эти события, – спокойно ответил Джафар.

– Не будет ли нескромным с моей стороны просить вас еще раз взглянуть на оригинал заключения? Вы не представляете, как здесь, в Константинополе, мне не хватает знания вашего языка!

– Что вас интересует? – прервал излияния Горецкого Джафар.

– Вот тут, у меня возникла некоторая неуверенность… возможно, следует поговорить с врачом… дело в том, что удар сильный, резкий, нанесен умелой рукой, но несколько неправильный…

Пока Горецкий бормотал эти слова, задумчиво разглядывая бумаги, Джафар открыл дверь и крикнул что-то по-турецки полицейскому. Через несколько минут явился врач – низенький плотный турок с озабоченным выражением на лице. Переводчик не понадобился – Горецкий объяснялся с врачом, мешая греческие и латинские слова. После оживленной беседы выяснилось, что неправильность удара вполне могла объясняться тем, что преступник работал левой рукой.

– Но удар сильный и резкий, стало быть, предположительно преступник – левша, – констатировал полковник.

– Вряд ли это так уж меняет дело, – заметил Джафар, мановением руки отпуская врача.