Закат Нефертити

Эхнатон с гордостью показывал матери свою новую столицу: были заложены дворцы для знати, дома ремесленников, склады, мастерские и главная гордость – храм Атона, который размером, пышностью и великолепием должен был превзойти все существующие в мире.

– Алтарей в нем будет  не один, а несколько. А крыши не будет совсем, чтоб священные лучи Атона наполняли его своей благодатью,– воодушевленно рассказывал он матери. Молча слушала она своего единственного сына. Умные, проницательные глаза Тиу смотрели печально. Как она могла объяснить, что его старания сделать всех счастливыми никому не нужны. Что его не любят и не уважают, как государя, и отовсюду несутся только проклятья. Прекрасный город солнца за несколько лет опустошил царскую сокровищницу. Да, город красив и восхитителен, но он съедает все доходы. А Эхнатон и слышать не хотел об экономии.

А вечерами Тиу по долгу беседовала с невесткой, надеясь хоть через нее повлиять на сына.

Ах, почему, почему, тогда она не прислушалась к словам мудрой Тиу!

Все начало рушиться в год, когда умерла их восьмилетняя дочь, веселая и милая Мекетатон. Она так внезапно ушла к Озирису, что казалось, солнце перестало светить.

При воспоминании о том, как они с мужем отдавали распоряжения могильщикам и бальзаматорам, сдерживаемые долгое время рыдания потоком слез вырвались наружу. Служанка с баночкой краски для бровей в растерянности остановилась. Великая царица через минуту справилась с собой и, проглотив рыдания, выдохнула и распрямилась: «Продолжайте».

Со смертью Мекетатон закончилось счастье в их дворце.  Бедствия и горе пошли нескончаемой чередой, словно проклятия свергнутых богов обрушились на их головы. Вскоре за маленькой принцессой ушла в царство мертвых Тиу, единственный человек при дворе, который поддерживал Эхнатона. С ее смертью в Фивах не осталось никого, кроме врагов. Вдова могущественного Аменхотепа III одна сдерживала своим авторитетом ярость оскорбленных жрецов Амона. При ней они не решались на открытые выпады в сторону Эхнатона и Нефертити.

Нефертити сжала пальцами виски и покачала головой. Если бы тогда они с мужем были осторожнее, политичнее, хитрее. Если бы тогда Эхнатон не изгонял жрецов из старых храмов и не запрещал людям молиться своим богам…Если бы…Но тогда это был бы не Эхнатон. Не в его характере компромиссы. Все или нечего. Он рушил все старое одержимо и нещадно. Он был уверен в своей правоте и победе. Он не сомневался, что за ним пойдут…А никто не пошел. Кучка философов, художники и мастеровые – вот и вся его компания.

Она пыталась, неоднократно пыталась поговорить с ним, открыть глаза на реальную суть вещей. Он только злился и замыкался в себе, все больше времени проводя с архитекторами и скульпторами.

В очередной раз, когда она подошла к нему с разговором о судьбе династии, он закричал на нее: «Чем лезть в мои дела, лучше бы родила мне сына!»

Шесть дочерей родила Нефертити Эхнатону за двенадцать лет. Всегда она была рядом с ним. Его дела и проблемы были всегда ее делами и проблемами. На всех службах в храмах Атона она всегда стояла рядом с ним в короне, звеня священными систрами. И такого оскорбления она не ожидала. Она была пронзена в самое сердце. Молча вышла Нефертити и, шелестя плиссированной юбкой, удалилась в свои покои…

Неслышными шагами в комнату вошла кошка Баст. На шее изящного животного красовалось золотое ожерелье. Подойдя к хозяйке, Баст запрыгнула на колени и принялась тереться о ее руки. Нефертити грустно улыбнулась. Теплый, уютный зверек. Она порывисто прижала ее к себе. Баст каким-то чутьем всегда угадывала, когда хозяйке плохо и приходила утешать. Неферити водила ладонью по мягкой светло-серой шерсти. Янтарные глаза с вертикальными зрачками смотрели на человека мудро и снисходительно. «Все пройдет», -казалось, говорила она.

-Ты и в правду богиня, Баст, – улыбалась успокоенная Нефертити. А кошка,  величественно подняв хвост, удалялась из комнаты, показывая своим видом, что у нее есть дела поважнее.

Следом за Баст вошел слуга, чернокожий раб, и доложил царице, что пришел Эйе, великий визирь.

Нефертити уже заканчивала свое облачение. Девушка служанка одела ее в белое платье из тончайшего прозрачного белого льна, застегнула широкое нагрудное украшение усыпанное самоцветами. На голову надела пышный парик, завитый мелкими волнами. В своем любимом синем головном уборе с красными лентами и золотым уреем она давно уже не выходила.

Вошел Эйе, старый сановник, бывший писец при дворе Аменхотепа III. Он был Носителем опахала по правую руку царя, Главным из друзей царя и Отцом бога, так величали его в письмах. Эхнатон и Нефертити росли во дворце на его глазах. Он учил Эхнатона грамоте. Его жена  в свое время была кормилицей принцессы. И Нефертити была ему как родная дочь.

При виде Нефертити морщинистое лицо Эйе расплылось в нежной улыбке:

– Здравствуй, девочка моя! Как ты?

– Не спрашивай, Эйе. Хорошего мало. Ты слышал, Эхнатон подарил этой выскочке Кийе, наложнице из Митанни, дворец Мару-Атон. Всюду появляется с ней. Эта тварь уже осмеливается надевать  корону.