— Ничего, поручик, не унывайте! — Генерал добродушно улыбнулся. — Мы в ближайшее время создадим огромнейшее учреждение, этакую грандиозную фабрику пропаганды. Ее листовками, плакатами, лозунгами, воззваниями забросаем всю Россию. — Деникин поднялся из-за стола. — Для работы в этом учреждении привлечем политических деятелей, лучших писателей, журналистов, художников, ученых, профессоров. Как назовем учреждение, я еще не знаю, не в названии дело. Главное — побить большевистскую пропаганду. Уже сейчас в Екатеринодаре и Ростове профессор Соколов ведет переговоры с видными представителями русской мысли и искусства. Нет, мы в самом ближайшем времени развернемся вовсю!
— Все это утешительно, — согласился Ивлев, — но, ваше превосходительство, нужно выдвинуть главную идею, за которую мы сражаемся…
— Она мною уже провозглашена: за великую, неделимую, единую Россию! Разве выше этого есть что-либо? — Деникин дал понять, что заканчивает разговор с адъютантом. — Посмотрите, как поднялось казачество Дона и Кубани… В борьбе за Россию мы вышли на большую дорогу. Первое дело теперь — умно заниматься военными делами, побеждать оружием.
Глава двадцать пятая
В сентябре умер генерал Алексеев, считавшийся верховным руководителем Добровольческой армии. А за пять дней до этого Ивлев прочитал в газете «Вольная Кубань» о кончине в Новочеркасске жены Корнилова.
А ведь еще и года не прошло после памятного вечера с пельменями и злополучным гривенником! Все, кто ел те новогодние пельмени, уже отошли в другой мир: Неженцев, Корнилов, Марков, жена Корнилова, Алексеев. Остался он, Ивлев, один. «Не витает ли смерть над каждым из нас? Не хоронят ли мертвые мертвых? — неотвязно ворошилась в голове Ивлева трагическая мысль. — Почему я надеюсь, что восемнадцатый год не будет и для меня последним?»
Гроб с телом Алексеева под протяжные звуки похоронного марша вынесли на руках и поставили на лафет пушки Деникин, другие генералы, атаман Филимонов. Процессия медленно двинулась по Екатерининской улице.
Впереди офицеры несли пять венков — от командования Добровольческой армии, от Кубанского войска и правительства, от дивизий. Венок от так называемой партии «Народная свобода» нес Родзянко вместе с каким-то маленьким темнобородым господином в черных очках.
В шествии участвовал полностью Корниловский полк, расквартированный в Екатеринодаре.
Толпа провожающих растянулась на несколько кварталов и сейчас текла пестрым потоком через кирпичные триумфальные ворота, некогда воздвигнутые на углу Котляревской улицы в честь Александра III.
Намекая на роль, какую сыграл Алексеев в отречении от престола последнего царя, Ивлев сказал шагавшему рядом с ним Олсуфьеву:
— Не символично ли, что гроб нашего руководителя не миновал царских ворот?
— Да, в этом можно усмотреть некую усмешку судьбы… — согласился Олсуфьев. — Но я думаю о другом: Екатеринодар оказался роковым для обоих создателей Добровольческой армии. Со смертью Алексеева белое движение, мне кажется, стало совсем обезглавленным. Покойный был весьма искушен и опытен не только в военном деле, но и в политике. Все знают, что последние два года войны с Германией не царь, а он, Алексеев, по сути дела, был верховным главнокомандующим…
В самом деле, соглашался про себя Ивлев со словами Олсуфьева, после смерти Корнилова, Маркова, а теперь Алексеева остается лишь Деникин. Да и не в вождях только дело. Ведь все белые газеты сплошь пестрят траурными рамками некрологов, списками «павших смертью храбрых», извещениями о бесконечных панихидах и похоронах. Даже в дни, отмеченные успехами и победами!..
Процессия, миновав Екатерининский собор, дошла до Красной, потом по тихой Базарной улице вновь вернулась прямо к собору, где у главного входа на высокой паперти стоял весь причт во главе с архиепископом.
К Ивлеву и Олсуфьеву подошел Однойко, попросил папиросу и жадно затянулся дымом.
— Сможет ли Деникин один, без Алексеева, продолжать дело? — спросил он.
— Да, двоевластие в управлении армией закончилось, — откликнулся Ивлев. — И может быть, к лучшему… Говорят, Алексеев в последнее время стал склоняться к идее монархии, а я этого боюсь.
Екатерининский собор не вместил всех желающих попасть на торжественное отпевание. Значительная часть публики осталась на площади, вокруг которой прямыми шеренгами выстроились корниловцы.
Ивлев, Однойко, Олсуфьев остановились у железной ограды, недавно возведенной у могил Галаева и Татьяны Бархаш.