После всего пережитого в гибельных песках Астраханских степей Глаша научилась владеть собой и об Ивлеве в последнее время вспоминала редко, он как бы отошел в прошлое. Но сейчас, в самое неподходящее время для воспоминаний, вновь явилась мысль о нем.
А вдруг он вместе с Врангелем наступает на Царицын и она увидит его в офицерских цепях, идущих на красноармейские окопы.
Хорошо, если б он увидел ее! А еще лучше встретиться бы с ним лицом к лицу. Многое теперь она сумела бы сказать. И не преминула бы поведать о таком большевике, как Сергей Миронович Киров, с которым перед отплытием из Астрахани почти всю ночь проговорила о революции, об интеллигенции, о страшных, роковых ошибках, совершаемых молодыми людьми, идущими за Колчаком и Деникиным.
Большевики, подобные Кирову, сумеют организовать во всех и самых отдаленных краях Советской республики все духовные и материальные ресурсы народа не только для того, чтобы отстоять Россию от захвата белыми армиями и интервентами, но и внедрить те великие социальные принципы, которые рано или поздно должны осуществиться.
Вот уже десятый месяц обороняется Царицын, и стойкость царицынского пролетариата — ярчайшее доказательство непобедимости революционного народа.
Вдруг на высоком берегу показалась группа всадников. Один из них, поблескивая серебристыми полосками погон, что-то закричал, приставив руки рупором ко рту. Остальные замахали нагайками: мол, причаливайте, иначе откроем огонь по пароходу!
Из-за прибрежного кустарника блеснул щиток станкового пулемета.
— К ружью! — изо всей силы закричала Глаша, подбежав к красноармейцам, находившимся на корме.
Почти одновременно хлестнули выстрелы с берега.
— Полный, полный ход! — требовал с капитанского мостика командир судна, кряжистый одноглазый балтийский матрос.
Из трубы парохода повалил густой черный дым. Красноармейцы, расхватав винтовки, стоявшие в козлах, быстро ложились на палубу и, лежа на животах, стреляли по казакам, крутившимся на высоком берегу.
Когда же с берега затакал пулемет, Глаша, встав за капитанскую рубку, тоже взяла в руки карабин.
С полчаса казаки стреляли по пароходу, а потом, потеряв двух всадников и одного коня, отстали, и берег опустел.
На другой день пароход прибыл в Царицын. Едкий темный дым клубился в стороне от пристани. Это горели лесные склады.
Вся жизнь Царицына, казалось, сосредоточилась у причалов, где грузились и разгружались десятки пароходов, буксиров и барж. Беженцы покидали город, а новые красноармейские части прибывали из Астрахани и Черного Яра.
Кавказская армия Врангеля, усиленная английскими танками и аэропланами, вновь наступала на Царицын, и где-то совсем близко часто бухали пушки. Красноватое солнце, блестя сквозь дым и пыль, уже с утра немилосердно жгло. В городе, куда Глаша отправилась, стоял тяжелый смрад.
Всюду на улицах встречались пешие, конные красноармейцы, обозы, пушки, на лазаретных линейках везли раненых. Все лавки и магазины были закрыты.
Желая прежде всего увидеться с Мининым, Глаша пошла в Царицынский исполком.
На улице у здания исполкома теперь стоял бронеавтомобиль, у парадных дверей — два матроса и два красноармейца с винтовками. Они строго и тщательно проверяли документы и без дела в здание не пропускали никого.
Внутри исполкома царила деловая, строгая атмосфера. По коридорам и лестницам бегали подтянутые молодые люди в военных френчах, с револьверами на поясах. Во всем чувствовалось, что исполком превратился в боевой штаб обороны.
В кабинете Минина находились председатель Царицынского исполкома, бывший рабочий орудийного завода Панин, и председатель губернского ревкома Литвиненко. Узнав, что Глаша прибыла из Астрахани, они тотчас же приняли ее.
— Сейчас, когда Врангель перешел в решающее наступление на Царицын, — сказал Литвиненко, здороваясь с Глашей за руку, — мы рады каждому новому штыку. Спасибо, Сергей Миронович о нас не забывает, все шлет и шлет подкрепления…
— А где же Сергей Константинович? — спросила Глаша.
— А его у нас Москва отобрала, — сказал Панин. — Сейчас он работает у Дзержинского членом коллегии Всероссийской ЧК…
А Литвиненко, заметив на лице Глаши выражение огорчения, живо подхватил:
— Мы сами очень жалеем, что товарища Минина в данный момент нет в Царицыне. Он как председатель штаба обороны и член реввоенсовета 10-й армии был незаменим.
— Да, — подтвердил Панин, теребя рукой темную бородку, — Минин, как никто другой, был популярен в войсках Царицынского фронта. По сути дела, в прошлом году, осенью, полчища Краснова под Царицыном потерпели поражение и были далеко отброшены исключительно благодаря энергии Сергея Константиновича Минина. Да и сейчас мы держимся и обороняем город на тех позициях, которые еще в восемнадцатом году предусмотрительно воздвиг и укрепил товарищ Минин.
— Сейчас, когда над Царицыном нависла новая смертельная угроза, — объявил Литвиненко, — мы решили настоятельно просить возвратить Минина в Царицын. Он необходим здесь как воздух.
В кабинет без доклада стремительно вошел коренастый человек лет тридцати, с лицом, заросшим курчавой бородой.