Закат в крови<br />(Роман)

— Как боевой генерал он вовсе не плох, — поправил Ивлев. — Но как политик действительно рыхл и неуклюж. Политика — не его стихия. А в гражданскую войну полководец должен быть прежде всего политиком, проницательным и глубоко темпераментным. Ведь эта война — война идей.

— К тому же, — живо добавил Эрлиш, — когда толпа любуется вождем или когда армия восхищается своим полководцем, она любуется сама собой. В период наполеоновских войн и побед каждый француз, в свою очередь, считал себя Наполеоном. Большой Наполеон командовал сотнями тысяч маленьких наполеонов. И в этом была его сила и слава!

Когда во всех екатеринодарских газетах появилась речь Врангеля, произнесенная в краевой Кубанской раде, и описания его встречи на вокзале и восторженные отклики на речь, а потом последовал приказ о назначении Врангеля на пост командующего Добровольческой армией, действовавшей на главном направлении, публика довольно открыто принялась утверждать, что добровольцы наконец нашли авторитетного вождя, который все дело повернет лицом к победе.

* * *

— Напрасно уповают на Врангеля, — с усмешкой сказал Леонид Иванович, листая свежие газеты, принесенные Шемякиным с улицы. — Контрреволюция не в силах создать авторитетного вождя, способного за собой повести массы.

— Не понимаю, почему вы утверждаете это в столь категорической форме? — поразился Шемякин. — Судя по речи, напечатанной в газете, Врангель довольно красноречив и, так же как в свое время Керенский, умеет воздействовать на чувства.

— Ну, Врангель в этом отношении Керенскому и в подметки не годится. Кстати, на примере Керенского можно нагляднее всего убедиться в правоте моего мнения. Вспомните, что Керенский в свое время считался героем февральской революции. Волею судеб он, бывший помощник присяжного поверенного, стал вожаком партии трудовиков в Государственной думе, почти мгновенно выскочил на авансцену политической жизни. Потом стоило Николаю Второму отречься от престола, как Керенский занял кресло министра юстиции. И чуть позже с какой-то почти сказочной быстротой он пересаживается в кресло министра-председателя, военного и морского министра и становится неограниченным владыкой Временного правительства. На нем сосредоточились внимание и надежды почти всех мыслящих русских кругов. Каждое слово расценивалось на вес золота, каждый шаг славословился. Печать приходила в восторг, даже если он подавал руку сторожу. Обладая талантом незаурядного краснобая, умевшего и так, и эдак жонглировать словом и мыслью, он в ту пору своими демагогическими речами, что называется, сражал наповал буржуазную публику. Всякое его выступление с трибуны встречалось с неизменным восторгом. Дамы забрасывали его цветами. А он выступал, выступал и выступал. Пресса была переполнена речами Керенского. В это же время, став товарищем председателя в Совете солдатских и рабочих депутатов, он и там сделался популярнейшей фигурой. Когда же первый председатель Совета министров князь Львов оставил свой пост, его кресло тут же занял Керенский. И все считали это совершенно закономерным.

Леонид Иванович говорил с присущими ему живостью и чуть приметной иронией. Шемякин внимательно слушал его и радовался, что сумел «завести» умного, опытного большевика говорить на тему, связанную с выдвижением Врангеля на ведущее положение в белой армии.

— Потом, когда Гучков, — продолжал Леонид Иванович, — увидел катастрофический развал дисциплины в русской армии и во всеуслышание заявил, что лишь одно чудо может спасти Россию, вновь все взоры устремились на везде успевающего Керенского. И, как теперь во Врангеле, так тогда в нем общественные круги находили единственное лицо, способное преобразовать армию, спасти Россию. Важнейший и решающий для той поры пост военного министра тотчас же оказался в руках Керенского. Он отправляется в Могилев, в Ставку, потом выезжает на фронт. Там бросает лозунг «Война до победного конца!», непрерывно произносит речи перед войсками, призывая их показать всему миру, на какие великие подвиги способны революционные солдаты. И, представьте себе, русские воины, матерые фронтовики, которые после издания декларации прав солдата то и дело митинговали, вдруг поддались магии его слов и 18 июня на Юго-Западном фронте перешли в наступление в направлении города Львова.

В результате германские войска в Галиции понесли ряд значительных поражений. День 18 июня стал днем наивысшего триумфа Керенского. Все преклонялись перед «гением» нового военного министра. Военные полки подносят ему Георгиевский крест, газеты захлебываются, славословя «вождя» революционных масс. Публика в театрах и во всех других общественных местах при одном упоминании имени Керенского приходит в неистовое восхищение. Керенский становится этаким русским Наполеоном, безраздельным диктатором и властелином. Теперь по мановению его руки кувырком летят с командных высот министры и самые видные и заслуженные генералы.