Закат в Лиссабоне

— Что вы сказали? — заинтересовался Кобден, первым поднимавшийся в автобус. «Даже не пропустил вперед женщин», — машинально отметил про себя Дронго. Миллиардер считал, что его положение позволяет ему везде, всегда и во всем быть впереди.

— Ничего, — ответил Дронго, — это у нас незаконченный спор.

Он помог женщинам войти в автобус и поднялся следом. Чжан Цзиня в салоне не было. Дронго сел рядом с Кобденом.

— Ваша подруга была очень расстроена, — сообщил Кобден, — вы могли бы подойти хотя бы на пять минут. Я понимаю, что, когда мужчина сразу берет женщину приступом, она ему становится неинтересна. Но такая роскошная женщина… Или у вас уже намечен технический перерыв?

— Нет, — ответил Дронго. Ему был неприятен подобный цинизм Кобдена. — Я действительно задержался. И боюсь, что она справедливо обижается.

— Жаль, — вздохнул Кобден, — было бы гораздо лучше, если бы вы поругались.

— Почему? — заинтересовался Дронго.

— В таком случае у меня был бы шанс. И настоящая конкуренция. Между двумя очаровательными женщинами. У меня сердце просто разрывалось пополам, когда я глядел на обеих. Они обе мне нравятся. И каждая по-своему. Но вы не оставляете мне выбора, сразу заявив свои права на сеньору Машаду. Мне приходится довольствоваться сеньорой Велозу. Но должен сказать, что я не в обиде. Мимо них прошел к своему месту «Пьеро», Россетти следовал за ним, беспрерывно говоря что-то шедшему следующим колумбийскому делегату, Дронго поморщился. Болтливость итальянца начинала раздражать. С другой стороны, это могла быть маска. Самые скрытные люди иногда выглядят болтунами, при этом, говоря обо всем, они не говорят ни чем. И под маской веселого говоруна скрываются внимательные наблюдатели.     

«Он был вместе со мной, — мысленно анализировал Дронго, — и сделал вид, что ищет выход на поле. Нужно уточнить, бывал ли он раньше в Лиссабоне. Если бывал, то наверняка ходил на стадион. Он ведь хвастался, что часто бывает на футбольных стадионах, тогда он должен знать их обычные ходы и расположение всех раздевалок и подсобных помещений. Но он запутался. Или сделал вид, что запутался? Потом он свернул в сторону, предложив мне идти туда, где меня ждал первый убийца. Внешне все логично. Но логику опрокидывает второй убийца. Если Россетти их человек и сознательно направил меня в эту сторону, то почему меня не ждали сразу двое для подстраховки? Хотя это тоже не совсем убедительный довод. Россетти не мог знать, где именно мы сумеем разойтись, и расставил своих людей по обеим сторонам коридора. А когда первый не вернулся, послал второго. Так вполне могло быть. Но Россетти меньше всего похож на «Сервала». Только в том случае, если ему отрезали ноги или пересадили другое тело. Нет, это глупо. «Сервалом» он быть не может, а вот его напарником или помощником — вполне».

Дронго повернул голову и почувствовал резкую боль в шее. Хрустнули позвонки. «Нужно будет провериться, нельзя так безответственно относиться к собственной голове. Она как минимум этого не заслуживает». Скандинав сидел рядом с болтливым Россетти, но не слушал его, прикрыв веки. Складывалось впечатление, что он спит. Но он не спал. Почувствовав на себе взгляд Дронго, Асплунд открыл глаза.

«Россетти усомнился в том, что этот человек — врач, — вспомнил Дронго, — а Кобден уверял, что Асплунд сознательно пошел на скандал. Выходит, он хотел иметь алиби даже такой ценой. Чтобы не быть среди новичков и, как следствие, среди подозреваемых». Дронго посмотрел в конец автобуса. Скоро они должны отъехать, но Чжан Цзиня пока не появился. Не было и этого вьетнамца из Кампучии. Интересно, куда он подевался? Зато сознательный кореец уже сидел на своем месте, глядя перед собой. «У него широкое лицо и очень крупная голова. Разве это характерно для корейцев? — спросил себя Дронго. И тут же ответил: — Ну конечно! Именно у корейцев часто встречается подобный тип внешности. Взять того же Ким Чен Ира. У него крупная голова. Можно сойти с ума от этих предположений! Еще много, и я начну бросаться на первого встречного».

Кажется, самым последним в салон поднялся Чжан Цзинь. Выражение у него на лице было по-прежнему совершенно невозмутимым. Но, проходя мимо Дронго, он как-то странно на него посмотрел. И ухмыльнулся. В этом не было никаких сомнений.  В его усмешке была не просто догадка. Он улыбался так, словно знал все, что случилось в коридоре стадиона. Дронго отвернулся, стараясь не выдать волнения.

— Все собрались? — спросила сеньора Магальянис, оглядев сидевших в автобусе делегатов.

— Еще не пришел Тху Бон, — дисциплинированно сообщила представительница Вьетнама.

— Он не придет, — неожиданно сказала сеньора Магальянис. — Сеньор Тху Бон еще полчаса назад предупредил нас, что вынужден вернуться в отель и не поедет с нами на ужин в Эшторил.