Закат в раю

Двумя часами позже Ева, спрятавшись в олеандровых зарослях у ворот Уиллоуби, подстерегала Летицию. В маленьком Джеральдтоне супруга Максимилиана Кортленда была очень важной персоной, и Ева давно уже разузнала все, что хотела, о жизни своей матери. Летиция была весьма постоянна в привычках, так что встретиться с ней не представляло для Евы большого труда.

В этот день, в последнюю среду месяца, Летиция должна была отправиться к Короне Бёрн на партию в бридж, начинавшуюся, как всегда, ровно в одиннадцать. Корона Бёрн была весьма пунктуальна и совершенно не переносила опозданий. Дом ее, расположенный в самом центре города, был воплощением чистоты и порядка — как снаружи, так и внутри. Супруг Короны Бёрн был городским мировым судьей, и его жена никогда не упускала возможности похвастаться перед другими жителями почетной должностью своего мужа.

Вернувшись в Джеральдтон, Ева, хотя ни за что не призналась бы в этом, с интересом следила за жизнью своей семьи и время от времени, обыкновенно ранним утром, проезжала на велосипеде мимо дома Уиллоуби. Во время этих поездок она ни разу не встретила мать, очевидно, Летиция была не из тех, кто встает слишком рано. Следовательно, можно было ожидать, что и сегодня она появится лишь в самый последний момент. Ева знала, что путь на коляске от дома до города занимал не менее сорока минут, и думала, что мать появится в двадцать минут одиннадцатого, дав, таким образом ей едва ли достаточно времени, чтобы успеть подать Джордану утренний чай и пирожные.

Выезжая за границы Эдема, Ева столкнулась с досадным препятствием: Джордан решил расчистить подъезд к дороге. Настроение у него было самое мрачное, так как нанятые рабочие так и не появились. Еве совсем не хотелось встречаться с ним, и она отправилась в Уиллоуби не по главной дороге, а долгим кружным путем, через отдаленное поле. Следовало добросовестно принять все меры предосторожности, чтобы Джордан не заподозрил, будто между Евой и Кортлендами существует какая-либо связь.

Летиция выехала из ворот и повернула к главной дороге. Ева, выскочив из-за кустов, остановилась прямо перед коляской и замахала руками. Норовистая лошадь шарахнулась в сторону, и Летиция испуганно вскрикнула, изо всех сил пытаясь удержать животное.

— Тпру! — крикнула Ева, испуганно отшатнувшись.

— Боже праведный, Евангелина! — справившись наконец с лошадью, воскликнула Летиция. — Неужели нельзя было прийти домой, вместо того чтобы сидеть тут в кустах, как... какой-то дикарь? Ты до смерти меня напугала!

Ева почувствовала раздражение — в тоне матери, как и всегда, прозвучала неприятная снисходительность. Неприятным было уже само обращение: Ева терпеть не могла своего полного имени Евангелина и всегда считала, что просто Ева подходит ей куда больше.

— Я по крайне мере два раза напоминала тебе, что не люблю этого имени и прошу не называть меня так. Оно звучит вычурно и претенциозно, — сказала Ева. Выбор имени, по мнению Евы, был единственным родительским делом, предпринятым когда-либо ее матерью. Дядя и тетка воспитывали ее потому, что родной матери было слишком неприятно и хлопотно растить ребенка, требовавшего излишних забот.

— Когда тебя крестили, Евангелина, я была другого мнения. В твоем имени есть известная элегантность, — ответила Летиция.

— Видимо, элегантность хромой курицы, — с горечью бросила Ева и окинула взглядом мать: на ней было изящное открытое платье цвета свежей зелени с белым воротником и широким белым поясом. Глядя на зеленую шляпку, украшенную белой лентой, дорогие белые башмаки и высокие шнурованные перчатки, Ева почувствовала себя нищей бродягой.

— Я не хочу видеть Макса, вот почему я и сижу тут в кустах, как ты изволила выразиться, — сказала Ева.

— Евангелина, ты могла бы попытаться помириться с отцом. И я не раз говорила тебе, что называть родного отца Максом — в высшей степени неприлично, — ответила Летиция и сердито взглянула на дочь. В свое время ее страшно огорчило, что Ева отказалась носить фамилию Кортленд и стала называть себя Евой Кингсли, по имени дяди. Макс, узнав об этом, пришел в бешенство и даже грозил лишить Еву наследства.

— Неприлично? Только этого он и заслуживает. Ты прекрасно знаешь, что я не питаю к нему ни малейшего почтения. Пусть даже он меня и зачал.

Летиция в ужасе прикрыла глаза:

— Евангелина, не смей говорить так! Мало того, что ты непочтительна к родному отцу, но ты сейчас и обо мне говоришь, как о самке!

Несмотря на раздражение, Ева почувствовала, что в запальчивости хватила через край, и слегка покраснела.

— Я очень рада видеть тебя, — неожиданно мягко и искренне сказала Летиция. Она давно уже хотела повидать младшую дочь и мысленно поблагодарила Бога за то, что он внял ее молитвам.

— Это не светский визит, мама, как ты, наверное, подумала. Мне нужно с тобой очень серьезно поговорить.

— Тебе, наверное, нужны деньги? Или вещи? — пренебрежительно ответила мать, с осуждением посмотрев на одежду дочери.