Закат Железного города

Под подошвами берцев снова тянулся очередной перрон. Побитый трещинами и покрытый мусором, он вёл нас к единственному с этого направления выходу на поверхность. Помня о беде, что настигла наступившего в странную плесень Голливуда, мы переступали покрытые маслянистой плёнкой лужи и залежи мусора, волосатые от укоренившейся на них гадости. Чего-то среднего между грибами и плесенью, серые волоски которой, дрожали при нашем приближении.

Обводя взглядом грязные стены и потрескавшийся потолок, я явственно чувствовал — с этим миром что-то не так. Руины, разрушения, кровь и останки — это ладно. Обычная картина войны. Но вся эта мерзость, которая сочится и нарастает буквально всюду… как это объяснить? Как смирится с существованием призрачного поезда способного своим присутствием смять человека в лепёшку и раскалить рельсы?

Я не знал и гнал эти мысли прочь. У меня не было на них ответов.

Единственной старой, знакомой жизнью, не выбитой из привычного русла, и кажется даже наоборот, нарастившей свой потенциал — были грызуны. Эти мелкие создания, изведённые почти под корень в низинном городе, которых за годы своей работы я не видел тут ни разу, вдруг начали встречаться повсеместно.

Наглые, деловито попискивающие, они совершенно нас не боялись. Лазили по мусору тут и там, что-то таскали в темноте и нехотя убирались с нашего пути возмущённо пища.

Наблюдая за ними, я не мог отделаться от ощущения, что мы в чём-то похожи.

Монстры тоже были здесь. Тоннельные ужасы никуда не делись. Там, где воздух прорезало уханье или гавкающие звуки, всякая жизнь замирала. В отличии от людей, изменённых — крысы боялись.

Да и мы тоже.

Помня о том, как быстро некоторые особи приспособились к темноте, мы больше не чувствовали себя защищёнными вне укрытий. Прятались вместе с грызунами, с тем лишь исключением, что не всякая щель для нас подходила. А возросшая опасность диктовала новые правила поведения.

Теперь мы двигались исключительно согнувшись, быстрым шагом или перебежками от одного укрытия к другому. На УШК едва ли не молились. Штурмовой дрон был единственным, что позволяло нам заглядывать за углы и препятствия без риска прямого контакта.

Не раз и не два на нашем пути оказывались ужасные выродки и тогда в зависимости от обстановки мы останавливались… или же искали обходной путь. Широкая сеть боковых улочек позволяла нам иногда пренебрегать основным маршрутом, но там, в темноте узких, не освещённых даже аварийным светом тоннелей, ужасов было не меньше.

Кости и черепа, обрывки одежды и странные, мёртвые, но почему-то нетронутые тела попадались нам в глубине этих улиц. Спящие изменённые всхрапывали и иногда бормотали во сне, стоя во внутренних помещениях, мимо которые мы проходили.

Заброшенные станции встречали нас пылью и мусором. Следами мародёрства и трагедий. Застрявшие на парамагнитных рельсах составы, осуждающие глазели разбитыми окнами грязных вагонов.

Я знал, что внутри, нас не ждёт ничего хорошего и невольно ускорял в такие моменты свой шаг.

Но иногда, рука об руку со страхом — шла удача.

Незнамо как оказавшийся на одной из станций пулемётный расчёт порадовал целой лентой плазменного боеприпаса. Крупнокалиберный пулемёт был приведён в негодность несколькими попаданиями стрелковых энергетических пуль, что наделали в нём аккуратных дырок, но это не помешало нам скрутить с него уцелевший, пусть и грязный ствол, а так же ряд других деталей.

Комплектующие подобных штук, были сейчас на вес золота.

На станции когда-то разгорелся бой. По оставшимся следам Волк предположил, что неизвестное, Российское подразделение, билось здесь с азиатами. Но всё оружие, как и прочие трофеи кто-то уже собрал, а трупы прибрали себе изменённые. Да так прибрали, что даже целых костяков не осталось.

Обрывки перекрученной одежды, гильзы, остатки экипировки и разбросанная тут и там, раскисшая обувь, стали теми страницами, на которых Борз прочитал историю этого места.

Трагичную и ужасную, как и все прочие истории тех дней.

За заброшенной станцией нас ждал новый тоннель и арка выхода на поверхность. Наполовину заваленная бетонными обломками, но всё ещё проходимая. Она встретила нас гулом сердитого ветра и пасмурным, рассеянным светом.

Экономя батарею, я отключил прибор ночного виденья и задвинул его окуляры на лоб.

Щуря глаза от уже непривычного, дневного света, мы на несколько минут остановились на границе подземелий. Пришлось подождать пока зрение адаптируются к смене освещения.

Утерев выступившие слёзы, я потянулся за маской химической защиты, что болталась всю дорогу на моей шее. Подключённый к общему интерфейсу детектор химического анализа Борза, выдал значительное превышение вредных примесей в окружающем нас воздухе.

Прорезиненный капюшон костюма отсёк большинство звуков, а конструкция надетой маски на лице заставила слушать собственное дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох…

…бесконечная симфония новой жизни под запах резины и кислого пота.

Не желая тащиться по щиколотку в грязи, мы забрались на обломки и перепрыгивая с камня на камень последовали за штурмовой камерой.