Закатиглазка

Гном, действительно, никогда не понимал деятелей — хозяйственников, которые, лишь, только, став миллионщиками, начинали переться за границу, в так называемый «цивилизованный мир». Покупали там себе особняки, виллы, яхты, открывали производства, перевозили родных и близких. Зачем? Не было там воли, которой так богаты родные широты. А что за жизнь без воли? Кобольд, про это знал не понаслышке. Довелось ему побывать в командировке, в так называемом «развитом государстве», в промышленной долине Валлония, он туда был направлен от шахты, для изучения инноваций в горнодобывающей промышленности.

В первый же день, он занял пост на проходной, дабы все видели, что объявился настоящий начальник и шутки кончились, а для вящей убедительности, хлестнул плетью — семихвосткой, первого прошедшего через проходную работника. И что же? Руковдство шахты не только не высказало восхищения, не выписало, как положено в таком случае, премию за сверхнагрузку, а взяло, и вышвырнуло гнома с территории предприятия. И это было, только, начало. Кобольда судили! За холопа! Доводы о том, что он есть начальник, суд, самым наглым образом, отказался принимать во внимание и Гнома приговорили к году исправительных работ, плата за которые, целиком перечислялась пострадавшему. С тех пор гном зарёкся бывать в тех краях.

И другим не советовал.

А, вот, Королевство Многоземельное, напротив, пришлось гному шибко по душе, это была первая заграница, вызвавшая у него восхищение.

Сейчас, безусловно, читателю взгрустнулось, ведь, Королевство Многоземельное, со всеми его прелестями — это сказочная страна, не имеющая, абсолютно, ни малейшего сходства с реальностью, вообще ни разу.

Кобольд повернул за угол забора, и вновь, машина поскакала по кочкам, потряхивая, даже, тяжёленный горшочек с золотом.

Сплошь, по всей дороге, пошли пеньки от вырубленной посадки, ибо Барин — боярин не желал, что бы любопытстующие могли залазить на деревья и заглядывать за забор.

Но пеньки оказалиссь, далеко, не самым страшным препятствием на пути.

Из под машины раздался негромкий двойной шелчок, и её развернуло боком, поставив поперёк дороги.

Кобольд, бранясь на чём свет стоит, вылез посмотреть, что случилось. А случилось непоправимое.

С недавних пор, Барин — Боярин, возжелал, что бы, не только мимо его именья не ездили по дороге, но и вокруг тоже, Из-за чего на дороге, с небольшими интервалами, были расставлены полицейские шипы, а отрезки пути между ними, обильно усеяны острыми металлическими ежами.

Собственно, в самом начале этого ансамбля, внедорожник гнома и пробил все четыре колеса.

У Кобольда не находилось нужных слов, что бы охарактеризовать ситуацию как следует. Он стоял, уперев в бока руки и глубоко дышал ртом. Убирать шипы гном, конечно, не стал, уж очень ему хотелось, что бы и другие пораспарывали себе колёса, он, даже, подобрал три — четыре ежа, собираясь бросить их где-нибудь на шоссе.

Кобольд вернулся за руль, и сдав назад, с горем пополам съехал с дороги, затесав машину в густой кустарник, оставшийся от вырубленной посадки.

Ехать на спущенных колёсах было невозможно.

Гном перелез назад, взял из горшочка две монеты, он решил добраться до города пешком, а там нанять холопов, для починки авто. Он попытался было переташить горшочек в поддон автомобиля, что бы спрятать, но не смог, даже, сдвинуть его с места. Тогда он накрыл горшочек, нашедшемися в том же поддоне лоскутами тряпок, вылез из машины, прошёлся вокруг неё, заглядывая с разных сторон в салон, и удостоверился в том, что то тонированное стёкла надёжно укрывают горшочек от любопытных глаз. Да и кто бы решился подойти к такой машине? Это тебе не велосипед угнать. За такое найдут.

Кобольд запер автомобиль, пикнул сигнализацией и засунув в правый карман жилета смарт — ключ, пошёл вдоль забора, по мягкой травке, не ступая в продавленные колии.

До городка было, конечно, недалеко, но не для маленьких гномьих ножек.

Когда гном прошёл именье Барина — Боярина и, наконец, вышел на шоссе, он, уже, был готов отдать целую золотую монету, лишь бы кто-нибудь довёз его четырёхколёсным транспортом, да, даже, двухколёсным, он был на всё согласен.

Для начала, всё же, Кобольд попытался поймать попутку даром, но, лишь, завидев бредущего по обочине гнома с поднятым вверх указательным пальцем, водители, к его вящему огорчению, наоборот, поддавали газу, и проносились мимо Кобольда, обдавая того порывом горячего воздуха.

Гном, отёр со лба пот, вынул из кармана монету и выставил на дорогу руку с зажатым между большим и указательным пальцами золотым кружочком.

Дорога, как назло опустела.

Полуденное солнце стало напекать Гному темечко, в отместку он проклял светило, и отошёл под сень подсолнухов, поля которых, раскинулись по обе стороны шоссе. В тени было сыро и свежо. Кобольд нагадил под корень подсолнуха, затем вырвал его из земли, отломал ему шляпку и очистил от листьев, получив, таким образом, тонкую дубинку, которой, стал бить по стеблям всех встречнных подсолнухов, переламывая их.