— Твой дед, отец и я — синдар Дориата. Это делает нас ближе, чем можно представить, — мягко пояснила она, придерживая нетерпеливо фыркающего Рибиэлсирита и поглаживая его по холке. — Не заметит сходств между Эрин Галеном и его дворцом, а так же Дориатом и Менегротом только слепец. Или тот, кто никогда не видел великолепия Тысячи Пещер.
— Вы тоскуете по дому.
Андунээль кивнула, оценив его проницательность и деликатность. Подняв лицо к небу, виднеющемуся за переплетёнными ветвями деревьев, она улыбнулась.
— Сейчас меньше, чем в те дни, когда приехала к твоему отцу по приказу Леди Галадриэль.
— Разве вы не могли отказаться? — вскинул бровь Леголас.
— Могла, — сразу же отозвалась эллет, а после задумалась над тем, было ли это так на самом деле. Через неполную минуту молчания, она поймала взгляд принца. — Да, наверное, могла. Но я чувствовала, что так будет правильно. Иногда боль и горечь — это то, через что нам необходимо пройти.
— Какая она?
Неожиданный вопрос Леголаса вызвал у Андунээль усмешку. Она поняла, о ком он спрашивал, но отвечать не хотела. И всё же заставила себя.
— Уверенная в своей правоте. Горделивая.
— Вы служили ей, но в ваших словах нет почтения, — с долей растерянности прозвучали слова принца.
— Я не служила ей, — резкое, почти грубое заявление камнем упало в покрытую снегом дорогу под копытами коней. — Леди Галадриэль пригласила меня в Лориэн, и я воспользовалась её любезным приглашением. Между гостьей и подчинённой есть разница, не находишь? — не заметив, как перешла на "ты", она довольно отметила смущение юноши. — Не одну тысячу лет кочуя по Средиземью, захотеть вдруг обрести постоянный дом — что в этом плохого? Покой был единственным, чего хотела уставшая душа, — изогнув уголки губ в намеке на улыбку, она тем самым показала, эти тяжкие думы остались в прошлом. Где-то там, во флете у берега реки. — Так что я помогала её подданным, но никогда была в их числе.
Далеко впереди разглядев просвет между деревьями, Леголас испытывал волнение, но откровения Андунээль в эти минуты занимали его ничуть не меньше, чем путешествие. Он чувствовал, что ещё немного, и узнает тайну, неизвестную даже его отцу.
— Вы так говорите, будто между вами стоит что-то, что не даёт вам покоя.
— Она Нолдор.
Короткий ответ был исчерпывающим. Вот только аранэн то ли специально разыгрывал недоумение, пытаясь вытянуть из неё больше, то ли действительно не понимал.
— Её называют прекраснейшей и мудрейшей.
Едва ли не мечтательно произнеся это, он поймал на насмешливый взгляд Андунээль. Ей явно было чем оспорить эти утверждения, но она не стала этого делать, указав на иное.
— Между нолдор и тэлери всегда будет стоять нечто, что невозможно забыть.
— Резня в Альквалондэ, — тихо произнёс Леголас. — Главная причина того, что отношения между Мирквудом и Лотлориэном столь напряжены столько тысячелетий, — собранный и отбросивший ребячество он словно стал старше на несколько сотен лет. Даже голос его неуловимо изменился, зазвучав твёрже и задумчивей. — Не одна вы не можете простить. Хотя, ни вас, ни отца ещё не было на свете, во времена той битвы.
— Битвы? — непочтительно фыркнула эллет. — Когда сотни прекрасно вооружённых нолдор нападают на мирных тэлери, желая захватить корабли, не принадлежащие им — это не битва. Это бойня. Жестокая резня и вероломство, — в изумрудных глазах полыхнул гнев и неприкрытая ненависть, столь глубокая, что не искоренить, не позабыть. — Брат шёл против брата. Впрочем, нолдор всегда считали себя выше, умнее, сильнее. И в этом становились бесчувственными. Гордыня застила им глаза. В то время как тэлери были мирным народом. Шум прибоя, шелест волн, крики чаек на берегу и песня ветра — вот что было им по-настоящему дорого, вот и всё, что им было нужно. А нолдор подняли свои мечи против братьев, — прикрыв глаза, она сделала глубокий вздох, прежде чем поделиться правдой о своём отце. — Адар был из тех нолдор, что ужаснулись приказу. Он не хотел убивать невинных корабелов и моряков. А нанэт была из тэлери, — увидев изумление на лице Леголаса, она едва не рассмеялась. — Когда всё закончилось, она нашла его на берегу. Окровавленного, едва живого, изрубленного мечами тех, с кем он собирался покинуть Валинор. Она спасла его, а после отдала ему свои фэа и хроа, — мягко улыбнувшись смущению, окрасившему лицо аранэна, она отвела взгляд. — Они были безмерно счастливы, найдя для себя покой в Дориате.
— А что было потом?
Любопытство в голосе Леголаса напомнило Андунээль о том, какой она сама была в его возрасте. Как жажда действий и эмоции переполняли её, а разум стремился к познанию нового.
— А потом были долгие годы счастья. Моё рождение. Свет и тепло. Мудрость и понимание. — Ласковая, тёплая улыбка, царившая на её лице, исчезла, когда из глубин памяти показались картины, полные отчаяния и боли. — Пока наугрим не убили Элу Тингола.