О том, чтобы попросить о помощи в поисках Ироказэ-кай, и речи не шло. Ведь первое, что они сделают, это объявят войну Вонголе, семье, во-первых, далёкой, а во-вторых, почти в два раза более крупной. Тем более, что дон Андреа, живущий в Японии под именем Савада Емитсу, регулярно посылал киллеров и подчинённых к Ироказэ Шу, и непутёвого кумитё приходилось иногда даже защищать, чем и занимались Шоичи и Спаннер.
Вот она стоит перед Ироказэ-кумитё, и выслушивает его пожелания насчёт заказа. Но слова доносятся словно издалека, будто их что-то глушит, а в ушах шумит и руки дрожат. Это ничего, Мукуро же наверняка всё запомнит. Сейчас главное — его лицо. Улыбка — совсем как у мамы. Черты лица тоже, и цвет волос, растрёпанных абсолютно также, как и у неё, Тсуны. А глаза другие. Хоть они и светятся тем же самым маминым теплом, но они были голубые, принадлежали тому человеку, которого она любила.
Он так не похож на холодного и жестокого Нагарэ.
Она даёт ему скидку пятьдесят процентов, а на самом деле сделала бы всё и бесплатно. Но ему пока нельзя знать, с чего такая щедрость. Он должен жить спокойно.
Группировки якудза она просмотрела и физически, будучи Закатным Небом. И свободных киллеров Японии, которых никто никогда не считал. И уличные банды даже, в самых больших из которых встречались атрибуты.
Девушка поняла, что также пробегать она должна ещё и итальянскую мафию. Она старалась стать одной из лучших убийц Японии, параллельно разбираясь с базами данных гонконгских триад, они же недалеко. Она стала киллером мирового класса.
Её услуги высоко ценились во всём мире, а когда ещё и стало известно, что она — Истинное Небо, то засвидетельствовать ей своё почтение стремились очень многие, а так как она таких стремящихся обходила десятой дорогой, то, чтобы с ней поговорить, её часто нанимали. Поначалу, и уж только потом поняли, что она и без великих особенностей своего пламени хороший киллер. Потом стали просто нанимать.
Если кто-то искренне, как, например, бывшие Аркобалено, спрашивал о том, не нужна ли ей какая-нибудь услуга или помощь, то она всегда спрашивала об иллюзионисте с именно такими параметрами пламени. Не встретилась она до сих пор только с Черепом и Вайпером, ведь если те желали встречи, то Тсуна бегала от них, как от огня. Даже если они и могли помочь ей в поисках, то Тсунаёши считала, что они ничем ей не обязаны. Она ведь не принимала решения, рождаться ей или нет, и не прикладывала к этому никаких усилий.
В итальянской мафии она тоже прошерстила всё. Любую семейку, где был хотя бы один слабенький Туманчик, она посетила. Посмотрела на всех свободных наёмников с пламенем Тумана, благо их было немного, слишком уж редкий атрибут, чтобы не уговорить его любым способом вступить в семью.
И нельзя сказать, что она ничего там не нашла. Капо Вонголы, дон Тимотео, тоже был под повязкой. И повязка эта была наложена тем же самым иллюзионистом. Но это была скорее новая проблема, чем помощь в решении старой.
Тсунаёши тогда было пятнадцать, и после этого она буквально озверела. Она металась по миру в поисках, расходовала всё своё пламя, не спала ночами, наблюдая за мафиози и заставляла Мукуро не спать, прикрывая её иллюзией. В конце концов последнему это надоело.
Вечер, Сицилия. В Японии они с Мукуро оба не были уже почти два месяца.
— Тсунаёши, давай поговорим. — иллюзионист опять очень серьёзен и мрачен, каким часто бывал в последние два года. Но разговор он начинает неуверенно.
— Что?
— Я понимаю, тебе очень хочется освободить твою мать от оков сознания.
— И?
— И я не считаю, что ты не должна к этому стремиться. — Голос звучит твёрже. — Но это уже слишком!
Тсунаёши, до этого спокойно сидевшая за компьютером, вскакивает и разворачивается к нему. Потом зло и холодно спрашивает:
— Что именно?
Мукуро сразу сбавляет тон.
— Ты когда в последний раз ела?
— Вчера.
Девочка чуть успокаивается, решив, что ей просто прочитают нотацию о том, что она должна больше заботиться о себе.
— А когда последний раз спала?
— Тебе какое дело?! Я не устала.
А по правде говоря, она уже не помнит.
— Тсунаёши, скажи мне пожалуйста, когда ты последний раз израсходовала всё своё пламя?
— Утром. Отвянь.
— Замечательно, а теперь напомни мне пожалуйста, какую боль и в каких местах ты испытываешь, выделяя горячее оранжевое пламя, и что происходит с тобой, когда ты расходуешь своё пламя полностью?
Девочка, успевшая сесть и продолжить свою работу, снова резко разворачивается и «кричит» самым громким шёпотом, на какой она только способна:
— Тебе какое дело?! Это моя боль, не твоя же! И пламя — моё! Распоряжаюсь ими, как хочу!!!
— Тсуна, тебе нельзя этого делать! Помнишь, что сказала та учёная на допросе? Если ты много расходуешь горячее пламя, ты можешь не выжить! То, что ты сейчас делаешь, не называется поисками спасения для твоей матери! Ты просто гробишь себя, Тсунаёши!!!
Тсуна мрачно смотрит на него, и зло спрашивает:
— И что же ты предлагаешь мне делать?