Закатные гарики (сборник)

и тесной встречей с мерзотой.

357

Исчерпался остаток чернил,

Богом некогда выданный мне;

все, что мог, я уже сочинил;

только дохлая муха на дне.

358

Моя прижизненная аура

перед утечкой из пространства

в неделю похорон и траура

пронижет воздух духом пьянства.

359

Столько из былого мной надышано,

что я часто думаю сейчас:

прошлое прекрасно и возвышенно,

потому что не было там нас.

360

Комфорту и сытости вторя,

от массы людской умножения

из пены житейского моря

течет аромат разложения.

361

Всему учился между прочим,

но знаю слов я курс обменный,

и собеседник я не очень,

но соболтатель я отменный.

362

Про подлинно серьезные утраты

жалеть имеют право лишь кастраты.

363

Бог нам подсыпал, дух варя,

и зов безумных побуждений,

и темный ужас дикаря,

и крутость варварских суждений.

364

Всюду меж евреями сердечно

теплится идея прописная:

нам Израиль – родина, конечно,

только, слава Богу, запасная.

365

Люблю чужеземный ландшафт

не в виде немой территории,

а чтобы везде на ушах

висела лапша из истории.

366

Я не рассыпаюсь в заверениях

и не возношу хвалу фальшиво;

Бога я люблю в его творениях

женского покроя и пошива.

367

В России очень часто ощущение —

вослед каким-то мыслям или фразам,

что тесное с евреями общение

ужасно объевреивает разум.

368

Хотя везде пространство есть,

но от себя нам не убресть.

369

Замедлился кошмарный маховик,

которым был наш век разбит и скомкан;

похоже, что закончен черновик

того, что предстоит уже потомкам.

370

Тактично, щепетильно, деликатно —

беседуя, со сцены, за вином —

твержу я, повторяясь многократно,

о пагубности близости с гавном.

371

Поскольку жутко тяжек путь земной

и дышит ощущением сиротства —

блаженны, кто общается со мной,

испытывая радость превосходства.

372

Как судьба ни длись благополучно,

есть у всех последняя забота;

я бы умереть хотел беззвучно,

близких беспокоить неохота.

373

Кто на суете сосредоточен

в судорогах алчного радения,

тех и посреди кромешной ночи

денежные мучают видения.

374

Угрюмо ощутив, насколько тленны,

друзья мои укрылись по берлогам;

да будут их года благословенны,

насколько это можно с нашим Богом.

375

Разуверясь в иллюзии нежной,

мы при первой малейшей возможности

обзаводимся новой надеждой,

столь же явной в ее безнадежности.

376

Мы к ночи пьем с женой

по тем причинам веским,

что нету спешных дел и поезд наш ушел,

и заняты друзья, нам часто выпить не с кем,

а главное – что нам так хорошо.

377

Раздвоенность —

печальная нормальность,

и зыбкое держу я равновесие:

умишко слепо тычется в реальность,

а душу распирает мракобесие.

378

Как раньше в юности влюбленность,

так на закате невзначай

нас осеняет просветленность

и благодарная печаль.

379

Здесь еврей и ты и я,

мы единая семья:

от шабата до шабата

брат наебывает брата.

380

Все время учит нас история,

что получалось так и сяк,

но где хотелось, там и стоило

пускаться наперекосяк.

381

Нынче различаю даже масти я

тех, кому душа моя – помеха:

бес гордыни, дьявол любострастия,

демоны свободы и успеха.

382

Нет, мой умишко не глубок,

во мне горит он тихой свечкой

и незатейлив, как лубок,

где на лугу – баран с овечкой.

383

Благословенна будь, держава,

что век жила с собой в борьбе,

саму себя в дерьме держала,

поя хвалу сама себе.

384

Конечно, всюду ложь и фальшь,

тоска, абсурд и бред,

но к водке рубят сельдь на фарш,

а к мясу – винегрет.

385

Весь Божий мир, пока живой, —

арена бойни мировой,

поскольку что кому-то прибыльно,

другому – тягостно и гибельно.

386

Я слышу завывания кретина,

я вижу, как гуляет сволота,

однако и душа невозмутима,

и к жизни не скудеет теплота.

387

Спать не зря охоч я очень,

сонный бред люблю я с юности,

разум наш под сенью ночи

отдыхает от разумности.

388

Всякий нес ко мне боль и занозы,

кто судьбе проигрался в рулетку,

и весьма крокодиловы слезы

о мою осушались жилетку.

389

Мой деловой, рациональный,

с ухваткой, вскормленной веками,

активный ген национальный

остался в папе или в маме.

390

Гуляка, пройдоха, мошенник,

для адского пекла годясь, —

подвижник, аскет и отшельник,

в иную эпоху родясь.

391

Замшелым душам стариков

созвучны внешне их старушки:

у всех по жизни гавнюков

их жены – злобные гнилушки.

392

От коллективных устремлений,

где гул восторгов, гам и шум,

я уклоняюсь из-за лени,

что часто выглядит как ум.

393

Клокочет неистовый зал,

и красные флаги алеют...

Мне доктор однажды сказал:

глисты перед гибелью злеют.

394

Пока присесть могу к столу,

ценю я каждое мгновение,

и там, где я пишу хулу,

внутри звучит благословение.

395

Время тянется уныло,

но меняться не устало:

раньше все мерзее было,

а теперь – мерзее стало.

396

Проходят эпохи душения,

но сколько и как ни трави,

а творческий пыл разрушения

играет в российской крови.

397

Был я молод и где-то служил,

а любовью – и бредил, и жил;

даже глядя на гладь небосклона,

я усматривал девичьи лона.

398

Кто книжно, а кто по наитию,

но с чувством неясного страха

однажды приходишь к открытию

сообщества духа и паха.

399

Иступился мой крючок

и уже не точится;

хоть и дряхлый старичок,

а ебаться хочется.

400

Я остро ощущаю временами

(проверить я пока еще не мог),

что в жизни все случившееся с нами

всего лишь только опыт и пролог.

401

Сбываются – глазу не веришь —

мечты древнеримских трудящихся:

хотевшие хлеба и зрелищ

едят у экранов светящихся.

402