Закаты

— Приготовьтесь встречать рассвет, осталось чуть меньше часа. Покамест размещайтесь, вот вам ключи, поднимитесь на второй этаж и — последняя дверь в левом крыле. Окна не открывайте — запах.

— А что это? — спросил Николай Прокофьевич.

— Сегодня ночью из-под земли забил какой-то пока не изученный источник. С ним ещё предстоит разобраться. Через полчаса жду вас внизу, — повелительно сказал отец-основатель.

— Я останусь при малыше, — сердито возразил Николай Прокофьич.

— Разумеется, — разрешил Ревякин.

Совы поднялись на второй этаж, где их ждал двухкомнатный номер с ванной и туалетом, как в хорошей гостинице или санатории. На полу — ковры, добротная мебель, на стенах — картины. Старик с малышом заняли одну комнату, Белокуров и Тетерин — другую.

— С удовольствием лёг бы спать, — сказал Белокуров, — но ужасно хочется посмотреть, как они встречают рассвет.

— Это что, особый у них ритуал? — спросил Тетерин, позёвывая.

— Да. Они же птицы.

Тетерин первым принял душ, потом уступил место Белокурову. Освежившись, они вдвоём спустились в холл, где им на сей раз встретились две женщины, одетые в одинаковые балахоны из толстого темно-красного бархата. Одна — постарше, коротко стриженная брюнетка с выразительным, несколько игривым взглядом, высокая. Другая — помоложе, длинноволосая блондинка, казавшаяся растерянной и виноватой, худенькая и маленькая. При виде гостей обе вскочили с кресел и вытаращили глаза.

— Доброе утро, — сказал им Белокуров.

— Здравствуйте, — произнёс Тетерин, гадая, кто они такие. Обе на вид недурны, и он был бы не против, если б их приставили к ним в качестве... ну, допустим, сопроводительниц.

— Бог ты мой! — воскликнула брюнетка. — Смотрю и не верю глазам своим — отец-основатель, только располневший и с усами! Вы что, брат?

— Этот вопрос нуждается в выяснении, ради которого я, собственно, и приехал, — отвечал Белокуров. — Борис. А это специалист, который будет проводить экспертизу нашего родства с отцом-основателем. Его зовут Сергей Михайлович. Ему принадлежит открытие питекантропов на территории современной демократической России.

— Очень приятно, — сказала брюнетка, улыбаясь и протягивая руку Белокурову, который, судя по всему, ей сразу почему-то приглянулся. — Я — княгиня Жаворонкова. А это моя фрейлина, Марина Волкова.

— Ва-а-аше высочество! — прогудел Белокуров, припадая губами к руке княгини. — Какая честь для меня тотчас быть познакомленным с вами! Князь говорил мне, что вы — дивная красавица.

— Это не соответствует истине?

— Ещё как соответствует!

— Отчего же сразу не признали во мне княгиню?

— Признал, но боялся в этом признаться, — скаламбурил Белокуров. Тетерин заметил, что он уже не выглядит таким встревоженным, как ночью, в нём проснулась какая-то вальяжность, которая, вероятно, должна нравиться женщинам. Сергей Михайлович не имел привычки целовать руку женщинам, но тут смутился и повторил подвиг Белокурова.

— Вы — старший брат Володи? — спросила фрейлина Марина.

— Я же говорю, это ещё под вопросом, — улыбался, подкручивая усы, Белокуров.

— Я — серьёзно.

— И я — серьёзно. Возможно, Володя — плод не вполне удачного клонирования. Худощавая и безусая копия меня.

— А что, если вы — толстая и усатая? — улыбалась княгиня.

— Исключено.

Неизвестно, сколько бы ещё продолжался этот бестолковый разговор, если бы не появился отец-основатель. На нём тоже был толстый бархатный балахон, только тёмно-синий. Тетерин хотел спросить, почему им с Белокуровым не выдали спецодежду, но не решился.

Отец-основатель поздоровался с княгиней и фрейлиной, после чего те взмолились:

— Отец-основатель, простите нас!

— Володя, прости меня, глупую! Я просто хотела проверить, любишь ли ты меня.

— Проверила?

— Да.

— Ну и что теперь?

— Я видела, как ты переживал... То есть мне Екатерина Петровна рассказала, что ты был вне себя от горя и готов был сразиться с кем угодно.

— Спасибо огромнейшее вам, ваше высочество, и вам, Марина Андреевна, за то, что полночи я спал с разбитым окном, — сердито отвечал отец-основатель. — Идёмте, осталось пятнадцать минут.

— Володя! — жалобно окликнула фрейлина направившегося к дверям отца-основателя. — Ты простил меня? Наша свадьба...

— Наша свадьба под вопросом, — резко оглянувшись, промолвил Ревякин, решительно кашлянул и вышел вон.

— Брат под вопросом, брак под вопросом... — пробормотала княгиня Жаворонкова, следуя за отцом-основателем.

— Как под вопросом?.. — жалобно прошептала фрейлина.

Выйдя из дворца, Белокуров и Тетерин были подхвачены под руки Ревякиным, который торопливо уводил обоих от княгини и фрейлины, бодро вещая: