Заказ

– Есть тебе машина! Завтра с утра подруливай к девяти на Исаакиевскую. Такого «Жигуля» тебе достал – не заметишь, как туда-назад долетишь… Водила – класс!..

«Нильхеден… Швеция… – Панама ходил от двери к окну и обратно, поглядывая на кипятильник, засунутый в казённый стакан: не лопнул бы. На часах была половина второго. – Поляков…»

Анюта в кафе неохотно и вскользь упомянула парня, который, по её мнению, подходил под описание: волосы русые, глаза светлые, стрижка короткая, чёлки почти нет, коренаст, рост сто семьдесят шесть – сто семьдесят восемь; возраст двадцать пять – двадцать восемь… Аня назвала двоих. Один совершенно точно носил фамилию Поляков…

В полутьме притихшей квартиры надрывался отчаянным плачем маленький жеребёнок… Любаша открыла глаза и с трудом повернула голову. На подушке осталось влажное пятно пота. Телефон продолжал настойчиво верещать, и казалось, что с каждым последующим звонком его жалобный голосок становился всё требовательней и настойчивей.

«Господи, да что ж я его не отключила-то…» – через силу подумала Любаша, и веки снова сползли на глаза.

Приступ начался неожиданно. Вернувшись домой, она уже разделась было в ванной, думая принять душ, как вдруг ощутила знакомую слабость. Та по обыкновению подкралась исподтишка, чтобы внезапно окутать покрывшееся испариной тело. Жуткое состояние, когда ноги и руки становятся безжизненно ватными и перестают тебя слушаться… В ванну Любаша уже не полезла – «а то ведь так и найдут». С трудом добралась до дивана, закрыла глаза и стала мечтать, чтобы подушка и одеяло сами выбрались из тумбочки. Но чудес не бывает. Пришлось уговаривать себя встать… Больше ни на что сил не осталось. Так она и лежала голяком на диване, дрожа от озноба под колючим шерстяным одеялом, а по коже ощутимыми каплями скатывался мучительный пот… Это случилось часа два назад.

Телефон не умолкал.

– Ну, кто ещё там… Кому я понадобилась? – вслух, чтобы мобилизовать подобие силы, выговорила Любаша. Она знала из опыта, что звук собственного голоса порой помогает. Рука, казавшаяся в потёмках особенно бледной, медленно потянулась к аппарату. – Умереть спокойно не дадут…

В каждой шутке есть доля шутки. При Любашиной болезни всякий приступ вроде теперешнего мог оказаться последним. Она много раз наблюдала подобное, когда лежала в больнице во время «плановых» ухудшений. Видела, как люди, ещё несколько часов назад весёлые и жизнерадостные, строившие какие-то планы, – эти самые люди покидают палату на каталке, укрытые с головой простынями. Под чью-нибудь тихую прощальную реплику:

«Ну вот, сердешная, и отмучилась…»

Да что! Любаша сама как-никак была врачом, хотя и ветеринарным. И своё состояние оценивала трезво. Но всякому кажется, что уж с ним-то самим ЭТО не произойдёт, не должно, не имеет права произойти!.. Да и приступы до сих пор были регулярными и предсказуемыми. Случались они сравнительно нечасто – раз в полгода, месяцев в семь… Сегодняшний разразился неожиданно. Что наводило на печальные мысли…

Любаша наконец-то сняла трубку и кое-как засунула её между ухом и подушкой, снова закрывая глаза:

– Да?..

– Люба? – прозвучал незнакомый девичий голос.

– Да…

– Люба, простите, вы меня, конечно, не знаете… Это Лена из конюшни в Екимовском…

– Где?..

– В Еки… ну, в Юкках. Как бы не совсем в Юкках, подальше… Мне ваш телефон Романыч дал… Рогожин то есть. Роман Ро…

– Случилось-то что?.. – перебила Любаша. Вряд ли кто станет звонить ветврачу среди ночи, чтобы передать привет от общего знакомого. Да и выслушивать никому не нужные объяснения у неё, честно говоря, просто не было сил.

– Вы понимаете, – заторопилась девушка, – беда у нас! У коня колики. Уже третьи сутки пошли…

– Врачи были?

– Да были, были, а толку… Последняя часа два назад укатила… Сделала ему большой укол внутривенно, сказала – теперь всё будет в порядке… и укатила. А конь опять закололся… – В далёком телефонном голосе звучали слёзы. – И все, кто до неё приезжал, так же… Укол-другой сделают – и домой… А коню хуже и хуже… Похоже, погибает он…

Любаша стиснула зубы и оторвала свинцовую голову от подушки, приказав себе сесть. Одеяло свалилось ей на колени, и спину тотчас покрыла «гусиная кожа». Любаша сильно сжала челюсти, чтобы на том конце не услышали, как стучат у неё зубы. Голова кружилась. Во рту было до горечи сухо.

– Как к вам добираться? – спросила она.

– Ой, вы правда приедете? – Лена разревелась в открытую, на сей раз – от радости и проснувшейся надежды.

Тон Любаши стал строгим и деловым:

– Что из лекарств у вас на конюшне есть?

– Вы знаете, – опять затараторила Лена, – мы за три дня почти всё извели… Ну анальгина немножко, но-шпы… Баралгина несколько ампул осталось…

– Камфора? Кофеин? Новокаин? Глюкоза?

– Новокаин кончился… Камфоры и кофеина – чуть-чуть… Глюкозы… ой, не помню…