И ещё оставался жеребец Заказ, ради которого он не пожалел жизни. И которого теперь пытались вернуть в Россию и Антон Панаморев, и Василий Никифорович Цыбуля, и ещё многие люди, знакомые и незнакомые ей.
Г. Хельсинки. Финляндия.
В Министерство юстиции Финляндии.
В комитет таможенного контроля г. Хельсинки.
В прокуратуру г. Хельсинки.
Раньше Анина жизнь была плотно связана с телефоном. То её «требовали к ответу», то она сама кому-то звонила: договаривалась, напоминала, советовалась. Возвращаясь домой, первым делом бежала к автоответчику: нет ли какого срочного сообщения. И не ужасалась суммам, набегавшим каждый месяц за мобильную связь. Эти траты были из тех, которые окупаются.
Сотовый телефон, погибший под сапогами стражей порядка, ей, кстати, восстановили. Новенький аппарат – той же модели и зарегистрированный на тот же номер – Ане привезли два незнакомых хмурых гаишника. Она положила его в кухонный буфет и с тех пор не вытаскивала. У неё городской-то теперь большей частью стоял выдернутый из розетки. Причина была за гранью здравого смысла, но для неё – совершенно реальная. Они с Сергеем, пока тот был жив, общались большей частью по телефону. И теперь казалось: снимешь трубку на внезапный звонок – и голос ОТТУДА бесплотно прошелестит в ухо: «Ну как ты там теперь без меня?..»
Марина с Любашей ненавязчиво взяли над подругой шефство. Буквально поселились у неё в доме и сообща не дали квартире превратиться в трёхкомнатный склеп. Готовили, прибирали, вели все дела…
Вместе с Мариной, естественно, переехал и Гуталин. В сияющем Анином санузле появились лотки с мятой бумагой, а Кошмару пришлось тщательнее выбирать места для ночлега. Крупная, побольше вороны, клювастая и сильная птица была серьёзным противником, не то что разные там чижики с канарейками или заоконные воробьи. Так что до открытых схваток и членовредительства дело не доходило. За исключением таинственных ночных событий, когда в дальней комнате что-то с грохотом рушилось – под не всегда цензурные вопли Кошмара и сиплые завывания Гуталина…
Однажды хозяйке кота понадобилось куда-то позвонить. Но только она воткнула телефонную вилку в розетку, как аппарат, заставив вздрогнуть, заверещал у неё прямо в руках. Марина поспешно сняла трубку:
– Да?..
– Анну Ильиничну Смолину, – сказали из телефона. И добавили по-французски: – S’il vous plait.[64]
– Une minute,[65] – рефлекторно вырвалось у Марины, на пятёрки учившей французский в школе и в институте.
Она зажала горстью микрофон трубки и крикнула в кухню: – Анюта!.. К телефону!.. Дед какой-то тебя…
Аня, вяло колупавшая на кухне приготовленный Любашей салат, уронила вилку и примчалась бегом: «Дед?.. Никак Василий Никифорович?..»
– Слушаю!
– Анечка? – раздался хрипловатый голос, принадлежавший явно не Цыбуле, но тоже определённо человеку в годах. – Милая Анечка, вы меня, конечно, не помните. Ну, Приморское шоссе, машина «девятка»… и оч-чень такие несимпатичные молодые люди на «Мерседесе». Rappelezvous?[66]
Аня французского, в отличие от Марины, не знала, но он ей и не понадобился.
– Припоминаю… – выдавила она и стиснула трубку в ладони, закрывая глаза. Марина озабоченно пододвинула ей табуретку. – Д-да, да, конечно…