— Нужно было дать деньги за операцию, а там платили больше. Вот я и согласилась. Поэтому теперь нужно съездить по делам… в другой город, а потом я вернусь к тебе.
— Но ты же будешь мне звонить? — умоляюще смотрит дочка, и я торопливо киваю. Хорошо хоть на это мне дано разрешение. Уж не знаю, чем руководствовалась Невельская, но запрещать звонить Сонечке не стала. Может, чтобы все не выглядело слишком уж подозрительно, ведь в наше время даже с Антарктидой можно связаться. И если бы я исчезла совсем, это вызвало бы кучу вопросов. У Сони, у Льва. Вопросов, которые ЕЙ не нужны.
— Каждый день, солнышко мое. А ты будешь рассказывать мне обо всем-всем.
— И ты! — требовательно заявляет малышка, и я снова киваю.
— Конечно, и я. Буду думать о тебе каждую минуту и очень скучать.
— Вам уже пора, Сонечке надо отдыхать! — вежливо, но строго заявляет вошедшая в палату медсестра. Смотрю на малышку и вижу, как начинают дрожать ее губки. Целую прохладный лобик, щеки, втягиваю нежный, по-детски волшебный аромат ее волос. Если бы я только могла остановить время! Вернуться назад, туда, где все было хорошо! Но сдерживаюсь из последних сил, сбегаю, чтобы не растягивать прощание еще дольше. Соня отвлечется, уснет, а потом будет ждать моих звонков. Из командировки. И я надеюсь, что она не будет тосковать слишком сильно, ведь понятия не имеет, как все обстоит на самом деле. Поверила в мою ложь. А для меня это — еще один повод себя ненавидеть.
Кроме этой ненависти и боли скоро не останется никаких чувств. Я выхожу в коридор и обессиленно прислоняюсь к стене. Понятия не имею, куда идти и что делать дальше. Не хочу никого видеть. И домой тоже не могу: там все слишком сильно напоминает о ней, о моей Сонечке. Каждая крошечная деталь в квартире. Там ее запах, там вещи впитали тепло ее рук и в каждом уголке чудится звонкий смех…
— Лев хочет тебя видеть, — неожиданно врывается в сознание ненавистный голос.
Я поднимаю голову, пытаясь сфокусировать взгляд на стоящей передо мной женщиной.
— Врачи разрешили посещение, и он требует, чтобы ты приехала. Представляешь, не поверил в то, что записано на видео. И в мои слова тоже.
Она совершенно спокойна и даже улыбается. А у меня нет сил пошевелиться. Могла бы, упала прямо здесь. Закрыла бы глаза, чтобы больше никогда не вставать. Ничего не видеть, не чувствовать…
Белые стены, пустынные коридоры, душный запах лекарств… Никогда не любила больницы, а после сегодняшнего дня, кажется, начну ненавидеть. Потому что это царство смерти. Здесь умирают надежды, превращаются в прах самые светлые мечты.
Я вроде бы здорова, но сердце рвется из груди, готовое разлететься на сотни крошечных осколков. И их никогда, никогда уже не собрать.
Смотрю на женщину, стоящую передо мной с ледяной ухмылкой. Не хочу слышать ни одного ее слова, но не могу спастись от них, они стучат в висках, врезаются в сознание, буравят грудь, вынуждая меня смириться с неизбежным.
— Поэтому ты сейчас поедешь к нему и повторишь лично все, что сказала на камеру.
Я вспоминаю свое жуткое признание и холодею. Слишком хорошо знаю, какой будет его реакция. Какую боль ему это принесет.
— Все повторишь, поняла? Что никогда не любила. Что встречалась с ним только из-за денег.
Закрываю глаза, мотая головой. Неправда. Неправда!
— И да, самое главное: что согласна оставить дочь ему.
У меня перехватывает дыхание. Приходится податься назад, прислоняясь спиной к стене: ноги не держат.
— Я её мать… Она — самое дорогое, что есть в моей жизни.
— Так с этим никто и не спорит. Ты и дальше останешься её матерью. По документам. Я даже буду разрешать вам видеться, мы ведь уже говорили об этом. Конечно, если не будешь делать глупости.