Заказ на олигарха

– Антон, – произнес Китайгородцев, мучаясь оттого, что именно ему выпало этим заниматься. – Роман Александрович уже в курсе, я ему сказал…

Это об отношениях Баранова и Люды. Баранов понял.

– Дело в том, что вскрылись какие-то вещи непонятные, – продолжал Китайгородцев. – Скажи, пожалуйста, не заметил ли ты… еще там, в Муроме… что Люда очень хочет переехать в Москву?..

– Я не понял, – процедил сквозь зубы Баранов.

– Не подталкивала ли она тебя к мысли, что неплохо бы, мол, было, если бы ты посодействовал ей в переезде?

– Я не понял, – зло повторил Баранов.

И Китайгородцев осознал, что надо ему все сразу объяснить. Иначе не избежать скандала. Он выдвинул ящик стола, достал оттуда две фотографии, положил их перед Барановым на стол.

– Вот это Люда, – сказал Китайгородцев. – И это тоже Люда. Но только год назад. Антон! Год назад Люда Потапова кардинально изменила внешность и настойчиво пыталась устроиться на работу сюда, в дом к Проскурову. А когда это ей не удалось, она вернулась в свой Муром и все равно устроилась к Проскурову, но не сюда, а на его дачу. Причем, чтобы войти в тот дом, она дала управляющему… которого ты, кстати, порекомендовал выгнать… она всучила ему огромную по тамошним меркам взятку. Работала там. А потом все равно оказалась здесь. Как того и добивалась. Скажи, ты знал о том, что год назад она уже пыталась устроиться сюда?

– Нет, – хрипло ответил Баранов. – Об этом слышу в первый раз.

На него было больно смотреть.

* * *

Хамза ушел, но вскоре вернулся.

– Сейчас поедем к твоей Людмиле, – сказал он Баранову, но на него не смотрел, и можно было догадаться, что он сильно злится. – Раз уж нам так подфартило, что у нас есть кому поговорить с нею по душам.

Точно, злился. Просто в состоянии бешенства был.

– Она должна тебе сказать, какого черта здесь оказалась и кто ее послал. Я ничего не имею против нее лично, но шутки шутить мы не будем. Теперь сдай оружие.

Баранов безропотно передал Хамзе свой пистолет.

– И еще, Антон, заранее предупреждаю: про любые глупости забудь! Ты свой лимит на глупости исчерпал!

Баранов полыхнул полным ярости взглядом.

– Исчерпал! – зло повторил Хамза. – Говорить с нею будешь только по делу. Я скажу, о чем ты будешь спрашивать. Ничего личного, ни единого слова! И без глупостей, прошу тебя, чтобы мы там свалку не устроили, не напугали беременную женщину.

Открыл входную дверь.

– Войдите!

В комнату ввалились трое крепышей. Все они служили в «Барбакане», и про каждого из них Китайгородцев твердо знал: по первому знаку Хамзы бросятся вперед, не раздумывая, и будут ломать, пока не обезвредят, кто бы там перед ними ни был. Вот зачем отлучался Хамза. Баранов тоже все понял, побледнел.

– Я поеду с вами, – сказал Хамзе Китайгородцев.

– Зачем? – хмуро осведомился шеф.

Не было у него такого в планах.

– Я ведь этим делом занимался, информацией владею, – поспешил обосновать собственную нужность Китайгородцев.

На самом деле он хотел, чтобы рядом с Барановым в эти трудные для него часы хоть кто-то был, кто не против Баранова, у кого хоть капля сочувствия будет.

– Хорошо, – коротко сказал Хамза.

То ли не расшифровал Китайгородцева, то ли все понял, да не нашел причины отказать.

* * *

Ехали двумя машинами. Китайгородцев сел в ту, где были Хамза и Баранов. Хамзе это, кажется, не очень понравилось, но он промолчал.

Баранов оказался зажатым на заднем сиденье между Китайгородцевым и другим охранником. Хамза сидел впереди и сказал, не оборачиваясь:

– Антон, тебе глаза сейчас завяжут. Так надо.

И сидевший рядом с Барановым охранник тут же достал из кармана траурный черный платок – и это у них было готово, оказывается, и снова Китайгородцева происходящее покоробило.

Баранов не возразил. Ему завязали глаза. Наверное, Хамза не хотел, чтобы Баранов знал, где прячут его Люду, и не попытался потом ее разыскать.

Поехали в Москву. По дороге Хамза инструктировал Баранова, о чем тот должен расспрашивать Людмилу, а о чем не имеет права говорить ни в коем случае.

Китайгородцев отрешенно смотрел в окно. Город за тонированным стеклом выглядел мрачным, словно на него во внеурочный час вдруг опустились сумерки.