– Слушай, Дима, у тебя предвзятое ко мне отношение. Ты вот хамишь мне, а зачем? Зачем, для чего, спрашивается? Давай искать консенсус, искать и находить его. А? Неплохой ты парень, Дима. Ведь я же вижу, что ты парень хоть куда. Мировой ты парень, Дмитрий, скажу тебе прямо!
Дмитрий уже понял, что Гена перехватил с утра, в результате чего был теперь преисполнен благодушия, умиротворённости, стал необидчив и непробиваем. Может быть, и действительно не надо лезть на рожон, а послушать Гену, представшего в новом качестве – в роли хлебосольного хозяина. Сейчас будет водка и закуска – так чего же кобениться-то? Попивать да закусывать. Да слушать. Может, и поддакнуть где, если потребуется. А гонор он уже показал. Один только пёс чего весит – центнер целый, если в килограммах брать. При воспоминании о Джеке Подлесного передёрнуло. Поцарапанный и покусанный псом, избитый Олегом, он до сих пор чувствовал себя премерзко.
А Гена сидел в кресле и продолжал прежнюю мелодию дружбы и единения, которую смогло прервать лишь появление Олега с большим подносом.
– Водка, колбаска, ветчинка, сырок, – довольно потирал руки Гена, радостным голосом перечисляя доставленное Олегом. – И огурчики тут, и лучок. Превосходно, прекрасно, изумительно! Олежек, голубчик, налей-ка нам да и ступай. Тебя, извини, не приглашаем – на службе ты… Да, и наручники эти… Прочь эти наручники, в конце-то концов! Сними, голубчик, наручники с нашего гостя. Не надо нам наручников.
Олег спрыгнул вниз и освободил Подлесного, который торопливо помассировал правую руку, а затем ухватил Олега, повернувшегося, чтобы уйти, левой рукой за плечо, развернул к себе и что было силы ударил кулаком правой руки в глаз. Тот отлетел к стенке. Дмитрий сделал быстрый шаг левой ногой, а потом с размаху заехал носком правой Олегу в область живота. Всё это было неожиданно даже для Дмитрия.
– Э-э-э! – закричал, вскакивая на ноги, Гена. – А ну прекратите! Ребята! А ну сейчас же!
Разогнувшись, Олег, тяжело дыша, уставился на Подлесного яростным взглядом, однако с места не двинулся. Он, очевидно, отдавал себе отчёт в том, что требование Гены о прекращении драки относится прежде всего именно к нему, а не к Дмитрию. Хотя и начал драку отнюдь не он.
По всему выходило, что продолжения не будет, ибо пострадавший от ответных действий сумел удержаться. Однако на Дмитрия что-то нашло, он, вдохновлённый, по всей видимости, началом драки, этими удачными ударами рукой и ногой, снова бросился к Олегу, чтобы серией ударов превратить в кровавое месиво ненавистную толстогубую и наглую рожу. Наглую обычно, но не сейчас. Дмитрий уже, кажется, видел перед собою бордовое лицо-маску, глазированную светлым крошевом костей и зубов, когда вдруг наткнулся на летящий навстречу с огромной скоростью кулак врага. Дмитрий упал на спину, и Олег подступил к нему, разъярённо хрипя.
– А ну прекратите! Я кому говорю! – завопил Гена.
«Только не мне!» – мысленно ответил Дмитрий и попытался ударить Олега ногой в пах. Олег чуть отступил назад и, согнувшись, ухватил Дмитрия за ударную ногу сначала левой, а затем и правой рукой. И принялся выворачивать захваченную ногу. Однако Дмитрий не растерялся, он послушно перевернулся на живот и, отжавшись руками от пола, нанёс удар левой ногою. Противник выпустил ногу Дмитрия и схватился левой рукой за разбитые губы, в то время как его правая, сжавшись в кулак, тряслась от напряжения. Олег мычал и страшно вращал глазными яблоками. Гену он уже не слышал. Теперь Гена был сам по себе, а Подлесный и Олег сами по себе. И они схватились вновь, сойдясь на этот раз в ближнем бою, и спустя несколько секунд уже катались на полу.
Прекратил побоище Гена, спустившийся вниз и вцепившийся обеими руками в правую руку Олега, занесённую для удара по лицу подмятого им Дмитрия. В партере Подлесный был явно слабее.
***
Гена что-то ещё говорил, подняв рюмку, а Дмитрий уже не слышал его и не видел, даже не помнил, что Гена собирается с ним чокнуться. Он в два глотка осушил свою рюмку и стал закусывать, стараясь делать это с неспешной сосредоточенностью, избегая конвульсивно-хватательных движений.
Слух вернулся к нему.
– Нельзя враждовать вечно, – вещал Гена, в руке которого всё ещё покачивалась наполненная рюмка. – Нельзя находиться в вечной конфронтации со всем миром. Я, например… Возьмём, к примеру, меня. Я вчера поскандалил с Олегом. Да ты сам видел. И что? Да я вчера же с ним и помирился. Мне это обошлось… Но не будем об этом. Не всё же измеряется в деньгах, в конце-то концов. Я могу быть вспыльчивым, я иногда вспыхиваю прямо как спичка. Это как извержение вулкана. Но я отходчивый. Я не помню зла. И прощаю, как правило. А ты злой. Ты, дорогой мой Дима, очень злой человек. Вот ты невзлюбил моего Олежку…
Дмитрий резко вскинул голову и посмотрел на собеседника с выражением крайнего недоумения, как на ненормального посмотрел. Затем проглотил непрожёванную треть бутерброда с ветчиной и сыром, то есть всё то, что находилось в данный момент у него во рту, и сказал:
– Да ты знаешь, сколько!.. Да он же мне…