Заказуха

– Так на кой же черт вы им понадобились?! – не выдержал Субботин.

– Требовали, чтобы я для них предвыборную программу написал.

– Мать честная… Дожили.

– Я ведь сначала отказывался, даже голодовку объявил. Несмотря на угрозы. А потом обдумал и решил, все равно другого найдут. И такой им ахинеи понаписал. «Сто дней и ночей». Пусть, думаю, все увидят, что это шарлатаны.

– Так вот, оказывается, кто автор?! Ну и ну! – воскликнул Субботин. – Степан Яковлевич, да вы идеалист! И соотечественников переоцениваете! Кстати, вашу программу успешно в жизнь претворяют. Согласно бандитской методике. Осталось только район в цветущее кладбище превратить. Но это, думаю, ближе к лету. И главное, народ их готов на руках носить. Можете у Анны Сергеевны поинтересоваться, – кивнул он в сторону Вознесенской. – Только через неделю весь этот водевиль закончится и начнется подлинная драма.

– Что же делать? – спросила молчавшая до того Анна Сергеевна.

– Не знаю, – нахмурившись, признался Субботин. – Ждать расплаты за легкомыслие. Ну и всеобщего просветления мозгов, – подумав, добавил он.

– Я ведь не смерти боялся. Уверяю вас, Георгий Николаевич, – снова заговорил профессор. – Я и не рассчитывал, что меня выпустят. Даже после этой идиотской программы. Меня ведь только благодаря одному человеку в живых и оставили.

– Тому, что накануне похищения звонил? – спросил Субботин, и профессор нехотя кивнул. – А именем его можно поинтересоваться?

Второй вопрос Степан Яковлевич оставил без ответа. Он молча поднялся с табурета, встал у окна и принялся разглядывать тусклый ноябрьский пейзаж с голыми деревьями и дворниками, сгребавшими в кучи мокрую листву. Его не отвлекали. Анна Сергеевна водрузила на плиту остывший чайник, а получивший разрешение, Субботин с наслаждением закурил.

– Не могу. Даже вам не могу, – не отрываясь от окна, сказал профессор. – Меня потому и отпустили, что я слово дал.

– Вы с ним встречались?!

– Утром, перед тем как меня в город повезли, – признался Вознесенский и с извиняющимся видом вернулся к столу.

Данный факт являлся неоспоримым доказательством вины скрываемого человека, но без официальных показаний профессора не имел для следствия никакой ценности. Субботин это знал. Чувствовал он и состояние бывшего пленника. Действуя больше по инерции, он еще попытался убеждать Вознесенского, но тот на компромисс со своей совестью не шел.

– Знаю, что лишаю вас всяческой перспективы, но прошу и меня понять. Даже если к следователю вызовут, о нем не обмолвлюсь, – предупредил он. – Лучше агитировать буду против них денно и нощно.

– Да кто вас теперь слушать будет, – махнул рукой Субботин. – Еще и побьют.

Полный несбывшихся надежд, он вернулся в отдел и пересказал услышанное Ковалеву, только что приехавшему из прокуратуры. Но и тот в свою очередь ошарашил Субботина сенсационным известием.

– Ты только сохраняй хладнокровие, – предупредил он. – Час назад наша прокуратура Замполита и Диму на трое суток упрятала.

Теперь пришло время удивляться Субботину.

– За что?!

– По подозрению. Подробности не знаю. Они там все как угорелые носятся. Слова не вытянешь, – объяснил Ковалев.

Обсудив с замом возможные варианты, Субботин позвонил Голубеву – руководителю главковской группы, работавшей по этим преступлениям, и договорился о встрече. Его группа из одиннадцати оперов базировалась в райуправлении, и уже через полчаса Субботин был там.

Укрывшись за пеленой сигаретного дыма, старший опер главковского «убойного» отдела Максим Голубев восседал за шахматной доской и норовил загнать в угол оставшегося без подданных вражеского короля. Сгрудившиеся вокруг опера подтрунивали над игравшими, давали советы и вдохновляли обреченного на проигрыш коллегу.

– До чего ж нахальная молодежь пошла. Сдаваться не хочет, – пожав Субботину руку, пожаловался Голубев на соперника. – Покури, Николаич. Сейчас я его обматерю и за пивом отправлю.

Субботин устроился на диване в углу кабинета и погрузился в раздумья. Наконец под дружные вопли сыщиков партия завершилась. Проигравшему торжественно вручили огромную сумку и изгнали в ближайший магазин. Победитель же присоединился к Субботину, поведавшему ему о возвращении профессора.

– Жаль, что назвать не хочет, – искренне посетовал Голубев. – Хоть кого-то могли подсадить.

– Я слышал, вы и без того «цвет района» в камеру отправили? – спросил Субботин, но Голубев поморщился.

– Максимум на три дня. Да и то еле прокуратуру уломали. Доказательств нет, одни голые соображения, – признался он. – Потерпевшие, сам знаешь, одно и то же твердят: было темно, никого не запомнили, раньше никто не угрожал. А по убийствам вообще полный ноль. Братву потаскали для порядка. Чтобы бумаг в дела накидать.

– По-нят-но, – разочарованно протянул Субботин. – Тогда на хрена задерживали?