Захар

Потом была идея учредить личную литературную премию. Единоразовую и очень приличную по деньгам. И вручить писателям трёх поколений. Распутину – как старшему, консерватору; Кабакову – бросить кость либералам (читал когда-то в своё, перестроечное, время «Невозвращенца» – лихо, понравилось, потом статейки в «Коммерсанте» – нормальный мужик). И Прилепину – молодой, левый, талантливый.

Наверное, референты слабо сработали, не смогли объяснить, парень заупрямился, полез в бутылку (обрабатывали, он знал, долго). Типа: не приму, и не просите. А тогда какой смысл. Свернули.

Потом передавал знаки и приветы писателю разными окольными путями, почему-то нравился этот квест с использованием оперативных навыков. Когда решили делать фильм к 15-летию, он, знакомясь со сценарием и списком комментаторов, увидел третьей позицией: «З.Прилепин». Ничего не сказал, едва, скорее, про себя кивнул: Песков соображает. Любопытно будет посмотреть, что он там… наговорит.

Перед трансляцией сообщили, что у Прилепина пришлось много вырезать. Что именно выбросили – он интересоваться не стал.

Персонаж

«15 ноября прошлого года (на самом деле – 17-го ноября. – АД.), – писала газета «Завтра» в номере от 10.07.2001, – над Ригой взвились красные флаги: трое российских национал-большевиков захватили самое высокое здание в городе, башню собора Святого Петра. Их подвиг дорого им обошёлся: 30 апреля этого года их осудили в общей сложности на тридцать пять лет тюрьмы. Мы помним о них, пусть сейчас они вне досягаемости. Но мы повстречались с другими нацболами, участниками той славной акции. Кирилл Бегун, Михаил Савинов и Илья Шамазов продвигались в Ригу в составе второй группы. Им повезло меньше: по наводке ФСБ вторую группу вычислили и арестовали на подходах к Риге. Отсидев по семь месяцев за нелегальный переход границы, 20 июня они вернулись в Россию».

«Ещё один отряд нацболов – четверо, вынуждены были выпрыгивать из окон поезда, причём один из них, Илья Шамазов, сломал себе ногу, ударившись о бетонную плиту. (…) Были мобилизованы все латвийские силы: спецслужба, милиция, национальная гвардия, даже вертолёты. Однако безоружных пацанов удалось задержать только через 16 часов».[23]

Знаменитая рижская акция нацболов – один из центральных сюжетов романа «Санькя»: в ней принял участие земляк Саши Тишина – Негатив. В Ригу не доехал «из Нижнего пацан», который сломал ногу выпрыгнув из поезда на ходу. В захвате администрации активное участие принимает «союзник» Шаман, он же – персонаж отличного рассказа Прилепина «Жилка», соратник лирического героя по будущей революции.

Для нацболов (ныне – «другороссов») и друзей Прилепина никогда не составляло труда угадать «Шамана» в реальном Илье Шамазове – сильном, могучем, добром, убеждённом и увлечённом человеке. Мы с Ильёй немало в разное время говорили, под запись и рюмку – кому, как не ему, представлять персонажей романа.

Из монологов Шамана (Ильи Шамазова):

…Папа не находил себе места после событий октября девяносто третьего. Он был там. Занесло с оказией в Москву. Улетал накануне расстрела. Привёз десяток газет «День» с собой. Я, малец, вглядывался в тревожные сводки, читал передовицы. Конец был уже известен, тем мрачнее воспринималось написанное.

Потом папа устал ждать, когда на наш далёкий Сахалин, как в той песне, с пересадками, самостоятельно пробьются свежие номера газеты «Завтра». Он сам организовал их попадание в местную сеть союзпечати. Это был 1995 год, мне было тринадцать. Тогда же, следом, от москвичей посыпался ворох всяческой прессы. Среди прочих «Дуэлей» и «Мыслей» вдруг добралась до Сахалина сразу облюбованная мной, первая моя «Лимонка».

«Нацбол – будь человеком длинной воли, даже когда тебя жалит тысяча пчёл», – гласила подпись к иллюстрации первой полосы. Газета захватила меня, а лозунг, во многом, стал жизненным принципом.

В латвийской тюрьме, в которой я провёл чуть больше семи месяцев, своё заключение я измерял непрочитанными номерами. Газета, как часы, выходила там, в Москве, раз в две недели. По возвращении первым делом углубился в изучение архива.

Недавно партиец, который приезжал забирать меня с границы после Латвии, подвозил в Луганске. Неслись ночью в сторону России. Он в форме. Ополченец. Я не стал сентиментальничать, напоминать ему ту – четырнадцатилетней давности – поездку.

Газета была преисполнена молодости, задора, интеллекта и безбашенности. Любой текст перечитывался не по разу, иные становились партийными бестселлерами. Почитайте статьи Прилепина той поры, Писи Камушкина (Кинга Рыбникова), Абеля, Вия, Бегуна. «Сон Вождя», «Сон гауляйтера» – это шедевры и апофеоз всего того, чем мы жили. Газета вбирала в себя бесчисленные вопли с мест о том, как грабят народ новые власть имущие. Учила, что делать.

Своей подшивки я давно лишился на каком-то очередном обыске.