Читаем Заххок полностью

Цепляю на пояс кобуру, достаю пэ-эм. Извлекаю обойму, выщёлкиваю два патрона. Необходимо защитить уши. Выстрел в тесном погребе лишит слуха надолго. В худшем случае – навсегда. В стрелковых тирах, когда нет специальных затычек, народ вставляет в уши отстрелянные гильзы от «макарова». Снаряженный патрон должен защитить не хуже. Вставляю увесистую затычку в правое ухо. Левое оставляю свободным, чтобы слышать, что происходит наверху. Возвращаю магазин на место, передёргиваю затвор. Я готов. Жду.

Никогда не боялся погибнуть. Всегда верил, что выберусь из любой ситуации. На этот раз шансов нет. Логично. Система сбоев не даёт и для меня исключения не сделает. Жаль, не успел ничего исправить…

Шестнадцать часов сорок восемь минут. Распахивается дверь кладовки. Судя по шагам, входят несколько человек. Сколько именно, пока определить невозможно.

Визгливый голос спрашивает:

– Оружие у него есть?

Черт возьми, это Рауф! Выполз, мерзавец, на волю. Не Гадо ли его выпустил?

Голос Пивзавода подхватывает:

– Эй, Даврон, ствол имеешь? – Пауза. – Почему молчишь?

Голос, непонятно чей, иронизирует:

– Подожди немного, сейчас он скажет.

Рауф приказывает:

– Проверь.

Понятно. Хотят взять живым. Иначе опустили бы в лаз ствол автомата и дали две-три очереди. Быстро затыкаю патроном левое ухо. Звуки глохнут. Руку с пэ-эм прячу за спиной.

Решётка откидывается. В проёме возникает силуэт. Свет, падающий в курятник через открытую дверь, подсвечивает сбоку его лицо. Это Пивзавод. Стоит на коленях, упёршись руками в раму лаза, и заглядывает в погреб. Всматривается. Что-то говорит. Вытягивает назад правую руку. Через пару секунд рука возвращается с пистолетом – кто-то подал ему пушку. Пивзавод направляет на меня ствол.

Понятно: театр! Пивзавод берет на понт. Провоцирует. Проверяет. Тем не менее с трудом сдерживаю инстинктивный порыв выстрелить. Главная цель – Рауф. Он спросил про оружие, следовательно, подойдёт к лазу и встанет на виду. Ради того, чтоб пустить гниду в расход, стоит рискнуть. Риск не особо велик – восемь шансов из десяти за то, что Пивзавод не выстрелит. Держится без опаски. Убеждён: при аресте меня обыскали и отняли оружие. Он что-то произносит, встаёт и пропадает из виду.

К северо-восточной стороне лаза подкатывается туша на коротких ножках. Рауф! Край проёма обрезает его на уровне груди. Голова в кадр не влезает. Рауф пригибается, вглядывается в глубину погреба.

Выбрасываю из-за спины руку с пистолетом. Стреляю навскидку. Громыхает.

Реакция у Рауфа точно у зверя. Отскакивает назад. Проем лаза пуст. Выковыриваю патрон из левого уха. Необходимо слышать, о чем они говорят. Понять, попал ли. В ушах звенит, но речь разбираю.

Урки вопят:

– Рауфа ранил!

– Достанем, на куски порвём…

– Волыну прятал, пидарас.

Рауф визжит:

– Э, кончайте базар! Руку мне перевяжите.

Рана, определённо, пустяковая. Эх, не судьба…

Пивзавод откликается:

– Хол в дом побежал, сейчас все, что надо, принесёт.

Один из урок подхватывает:

– Я тоже сбегаю, гранату принесу, Даврону брошу, чтоб не борзел.

Рауф верещит:

– Гранату в воронку себе засунь. Граната лёгкую смерть даёт. Я, чтобы он тяжёло умирал, хочу. Чтобы долго мучился, хочу.

Урка, жалобно:

– Как его возьмёшь?! Стреляет…

Рауф визжит:

– В кус своей матери пусть выстрелит!

Приглушённые голоса. Слова разобрать не удаётся. Потом:

– Туже затягивай…

Понятно. Останавливают кровотечение. Затем голос Рауфа:

– Эй, Даврон, пистолет наверх бросай. Если сдашься, убивать не станем, отпустим.

Молчание. Голос Пивзавода:

– Не слышит. От выстрела оглох.

Кто-то из урок:

– Тряпки подожжём, ему сбросим. Он сам выскочит.

– Выпрыгнет, что ли? – голос Пивзавода.

– Лестницу поставим…

Рауф, раздражённо:

– Мозги не крути.

Пивзавод, рассудительно:

– Ничего делать не будем. Пойдём в дом, рану Рауфа перевяжем. Пока плов готовится, пару косяков забьём…

Рауф, злобно:

– А этого что, оставим?! У тебя мозги через нос вытекли?!

Пивзавод, спокойно:

– Пусть в яме сидит. Куда спешить? Без воды через два-три дня ослабеет – спичку поднять не сможет. Наверное, сознание тоже потеряет. Мы вытащим, воды дадим, покушать дадим, силы вернутся, тогда, Рауф, что хочешь с ним делай.

Рауф, злобно:

– Сейчас достать надо.

Пивзавод, спокойно:

– Рауф, сейчас никакого удовольствия не получишь. Рана болит, настроение плохое… Подожди немного, руку вылечишь, а он тем временем совсем готовым станет. Тёплым его возьмём. С кайфом разговор поведёшь…

Рауф бурчит что-то неразборчивое. Урки уходят гурьбой. Запирают курятник.

Семнадцать часов ноль пять минут.

Живым они меня не возьмут. В резерве – семь патронов. На самый крайняк имею возможность застрелиться не менее семи раз. Шутка.

Щёлкаю зажигалкой и нахожу у юго-восточной стены пустую гильзу. Вынимаю снаряженный патрон из правого уха, возвращаю в обойму, а вместо него вставляю отстрелянный. Надо быть готовым стрелять в любой момент, хотя ждать, вероятно, придётся долго.

Одно хорошо: соседи не слишком скоро дадут о себе знать. Температура в погребе – почти как в настоящем морге.

36. Андрей

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное