Читаем Заххок полностью

– Ворухский я, из Талхака возвращаюсь… Давно туда собирался. Нужда была. Вчера прослышал, что выезд открыт, ждать не стал, пока закроют. Отправился. Сказать смешно, талхакцы в кишлак не впустили. «Ты, наверное, шпион», – сказали. Слава Богу, хромой Шокир вступился, он теперь большой человек…

Мне подробности ни к чему.

– Что говорят? Скоро ли Зухур с охоты вернётся?

Бабай оглядел меня, что-то сообразил, скорчил хитрую рожу:

– Встречу готовишь? Напрасно, парень, не вернётся твой Зухуршо. Слишком уж хорошо его в Талхаке приветили…

Бабай поёрзал на ослиной спине, устраиваясь поудобнее. Готовился к длинному рассказу. И пошёл молоть:

– Зухуршо мало, что наши посевы разорил, он непотребного возжелал. С сотней наукаров в Талхак прибыл…

Я уточнил:

– С десятком, не сотней.

Бабай возмутился:

– Тебе откуда знать! Разве ты в Талхаке был? Мне знающие люди сказали – сто наукаров.

– Десять. Я видел, как они из Воруха выходили.

Но ему хрен докажешь. Вывернулся:

– Остальные, наверное, из других мест подъехали. Может быть, не сто собралось, а пятьдесят… Самое малое – двадцать пять. Эй, не умеешь слушать, рассказывать не стану!

Я пожалел, что залупнулся.

– Извини, отец. Больше спорить не буду. А мне не хочешь рассказывать, ему расскажи, – и похлопал по прикладу автомата.

Вразумил, значит. Он нехотя, с запинками продолжил:

– Как я сказал… Зухуршо приехал… множество наукаров с собой привёл…

Всё-таки постепенно разошёлся:

– Потребовал, чтоб ему трёх красивых мальчиков на потеху отдали. Люди возмутились, сказали: «Не дадим». Наукары с оружием весь кишлак обыскали, трёх мальчиков нашли, привели. Зухуршо их в горы повёз. Тогда талхакский удалец, шикор-охотник Абдукарим Тыква рассердился, сказал: «Станем ли зулм, угнетение, терпеть?» Подпоясался, в горы пошёл, Зухуршо убил, голову ему отрезал…

Опять заврался, думаю.

– Сказку тебе в Талхаке рассказали или сам сочинил?

Бабай не обиделся. Слез с ишака и с таинственным видом приоткрыл хурджин, перекинутый поперёк ослиной спины. Из мешка шибануло мертвечиной. Бабай молча кивнул: смотри, мол. Я зажал нос и заглянул.

Ни хера себе! Чья-то голова. Лежит лицом вниз, видны только слипшиеся от крови волосы на затылке.

– А этикетка имеется? Чем докажешь, что это Зухур?

Бабай запустил руку в хурджин, ухватил голову за волосы и вытянул наружу.

– Вот!

Не знаю даже, как описать. Позднее вспомнил, на что было похоже. Нас в пятом классе возили на автобусе в Душанбе, в музей. В одном зале на высоких подставках лежали головы из серого камня. Экскурсовод объяснила, что это шедевры искусства древней цивилизации. Не понимаю: чем было любоваться. Лица слепые, выщербленные, со сколотыми носами… Страхолюдные, но, спасибо, не особо страшные. А безносая башка, которую бабай выхватил из мешка, была жуткой. Жёлтая, в пятнах, в запёкшейся крови и струпьях… В ухо зачем-то продета грязная тряпка, связанная в кольцо.

Я попятился и пробормотал:

– Ни хрена не похож. Это не он.

– Ты посмотри! Лучше посмотри! – закричал бабай, поворачивая страшную голову так и этак, будто товар на базаре хвалил. – Как же не Зухур! Знак видишь?

Я пересилил себя, вгляделся и различил в месиве над раздробленной бровью бородавку. Он! Зухур. Надо бы обрадоваться, а я чуть не блеванул от отвращения.

– А остальное где?

Бабай объясняет:

– Тело шикор-охотник Абдукарим Тыква в реку выбросил. Талхакские мужики похоронить голову хотели, но побоялись. Покойник мстить будет, что без тела зарыли. А если в Ворух отвезти, родичи покойного отомстить захотят.

Не знали, что делать. А я как раз в кишлак приехал. Меня увидели, обрадовались: «Вот этот человек повезёт. На нем вины за убийство нет, его родичи Зухуршо не обидят. А они пусть сами разбираются, как хоронить». Взялись меня упрашивать, уговорили. Вот и везу…

– Ну, а басмачи его? Отказались?

– Абдукарим Тыква всех насмерть перебил. Наукары, когда увидели, что Зухуршо погиб, начали в шикора-охотника из автоматов стрелять. А он на гору залез и принялся в них камни бросать. Одного зашиб, другого… Целый день война шла – наукары автоматным огнём били, попасть не могли, Абдукарим Тыква между скал прятался, камнями отвечал. Наконец услышал, что никто не стреляет. Вниз посмотрел, увидел – все убиты. Лишь предводитель наукаров жив остался, человек с железными зубами по имени Волк. Ранен был, но мёртвым притворился. Абдукарим Тыква того не знал, с горы спустился. Когда подошёл, Волк пистолет достал, в него выстрелил. Долго стрелял, пока патроны не кончились. Шикор-охотник Тыква очень сильным был, не сразу умер – Волка до смерти удавил, Богу помолился, только тогда от ран скончался.

– Ты не путаешь? – спрашиваю. – Может, не Тыква, а кто другой?

Расшибись, не поверю, что Карим десяток бесов одолел… Однако замочил же их кто-то. Кочан-то без охраны едет…

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное