Заходер и все-все-все…

Обычно Боря кричал, когда меня в нужный момент не оказывалось на террасе: «Твой клиент!» Или: «Тащи его скорее на реанимацию».

Шмель — большой, тяжелый, яркий, жужжит тяжко, сильно бьется в стекло в застекленном уголке террасы.

Ему бы чуть-чуть вернуться назад — и вот она, свобода, цветущий сад, простор, солнце, пища, роса…

Но нет: только вперед! Только вперед.

Я боюсь, что бедняжка умрет

С тем же возгласом:

Только вперед!

…А потом выметет хозяйка засохший потускневший комочек.

Шмель жундит. (Это слово я нашла у Пришвина — он и жужжит и гудит, гундит и зудит.)

Вперед и только вперед! Что-то знакомое просвечивает в его поведении! Именно это мешает ему на мгновение остановиться, уловить свежую струю воздуха, чтобы определить путь к спасению. Нет, будет из последних сил прорываться сквозь стекло, пока не свалится в изнеможении. Поэтому так важна «скорая помощь», во всех смыслах. Скорее поймать и выпустить, хотя он будет протестовать и попытается ужалить спасительницу. Наши собаки непременно примут участие, считая это охотой, поэтому необходимо опередить или нейтрализовать их. Если дела клиента настолько плохи, что бедняга даже не сопротивляется, тогда необходимо как можно скорей ткнуть его в каплю сиропа или — отнести на цветок. Это и называется «реанимацией». Вместе радостно наблюдаем, как полуживой пациент, ощутив дыхание цветка, вонзает свой хоботок в его сердцевину и обжимает передними лапками лепесток, словно младенец, который перебирает пальчиками материнскую грудь, выдавливая лишнюю порцию живительного сока. И вскоре шмель может лететь. Только не на террасу!

И так все лето.

15 мая 1967 г. Цветет сирень. Воробьи — словно дрова рубят. А с соловьями засыпаем и просыпаемся…

А сейчас — 8 утра, поет соловей. Аккомпанирует ему, вместо вечерних лягушек, воробьиный хор.

В другом месте: Я знаю одну музыкальную даму, которой нравятся кошачьи концерты. О вкусах не спорят. (Несомненно, это я. Но мне и соловьиное пение, и лягушачьи концерты нравятся не меньше. Всего этого у нас в избытке. Увы, надо добавить: было. Сейчас всего поубавилось. Жаль. Сирень, правда, цветет.)

17 мая. В лесу с Даром нашли ежа. Взять нечем. Снял штаны, трусы и в трусах унес ежа. Отпустили — вдруг это ежиха и у нее дети голодные плачут…

С ежами у нас и дома сложные отношения. Собаки, несмотря на колючки, расправляются с ежами, оказавшимися на нашей территории. По интонации лая узнаем, что надо бежать на помощь «нарушителю границ». Хватаю ведро, собачью миску — что подвернется, заваливаю палкой в посудину ежа и выношу к соседям, у которых нет собаки. И так до следующего раза. Надо постоянно быть начеку.

Человека от скота отличает доброта.

Чем отличаемся мы от зверей?
Тем, что хитрей, но не тем, что мудрей.
(Вар. — И уж никак не тем, что добрей.)

Собаки простодушны, а мы — сукины дети!

Шел неестественный отбор,
Собаки лезли на забор.
А ведь собаке на заборе
Не жизнь, а горе…

Вдруг, наконец-то, долгожданный дождь, ливень с бурным ветром хлынул — и разрезал лето пополам. Наутро ветер, и — осень.

У нашей малины каждая ягода на свой шлык: одна кислая, другая крошится, третья без аромата… Зато вишня — мастер: рви любую, лишь бы темная, и не сомневайся!

Была великая сушь, дождя не было чуть ли не с мая. И травы — горят. Цветы поливаем каждый день, и, например, флоксы, чуть пропустим день, — «вешают носы»! Кусты, молодые деревца подсыхают. Но деревья — те, у которых корни глубоки, — зеленеют по-прежнему.