Захваченная грешником (ЛП)

Искушение, завернутое в черный шелк, спускается по лестнице, и каждая гребаная пара мужских глаз устремляется на нее.

У меня мурашки по коже от желания выхватить пистолет и напасть на каждого ублюдка, который осмеливается глазеть на Тесс.

Это чертовски смешно.

Я допиваю виски, оставляя стакан, надеясь, что это успокоит желание, переполняющее мое тело.

От того, как двигается Тесс, шелк переливается под электрическим светом. Ее волосы уложены прямо, кончики кокетливо падают на обнаженные плечи, тонкие бретельки едва заметны. Чертов разрез платья слишком сильно обнажает ее ногу, едва не становясь неприличным.

Она остается рядом с Афиной, которая останавливается, чтобы поприветствовать Ольгу, светскую львицу, выросшую в нашем кругу. Когда Тесс поворачивается, чтобы оглядеть комнату, у меня пересыхает во рту.

Иисус.

Ее спина обнажена, шелк собирается прямо над ее задницей. Блять, эта задница. Слишком много кожи, а ее задница чертовски идеальна.

Затем Тесс, выглядящая как чертова эротическая мечта, улыбается Ольге, когда их представляют друг другу.

Мой взгляд обводит комнату, и собственническая ярость разгорается в моей груди, когда я вижу, как у других мужчин практически текут слюни из-за нее.

Работа не давала мне покоя, и она станет еще более напряженной, когда сицилийцы выползут из сточных канав и проскользнут на мои улицы. У меня, блять, нет на это времени.

О чем, блять, она думала, надевая такое платье?

Я ставлю пустой стакан на стол и подкрадываюсь к Тесс. Когда ее глаза останавливаются на мне, они расширяются, и она подходит к Афине сзади.

Как будто она может, блять, спрятаться от меня.

Подойдя к женщинам, я целую Афину в висок.

— Привет. Где Бэзил?

Моя сестра оглядывает комнату, затем указывает на лестницу.

— Вероятно, все еще разговаривает со Спиросом. Они столкнулись друг с другом у входа.

Не глядя, я тянусь к Тесс и, проведя рукой по ее гладкой коже чуть выше ее задницы, достойной порнографии, притягиваю ее к себе. Ее кожа на ощупь такая мягкая, что мое желание опасно возрастает.

Мои глаза изучают ее лицо, которое покрыто как раз тем количеством макияжа, которое подчеркивает ее естественную красоту. Я наклоняюсь и целую ее в лоб, ее невинный аромат наполняет мои легкие.

Господи, эта женщина.

— Нам нужно поговорить, — бормочу я и, прежде чем она успевает возразить, подталкиваю ее к коридору, ведущему в туалет.

Мы присутствуем на вечеринке по случаю дня рождения нашего старейшего члена, Янниса, которому только что исполнилось восемьдесят один. Это чертовски скучно, но этот человек был верен мафии всю свою жизнь.

Это единственная причина, по которой я не тащу Тесс домой и не снимаю с нее это гребаное платье.

В тот момент, когда я заталкиваю Тесс в туалет, она бормочет:

— Боже, только не снова. Что я сделала на этот раз?

Я закрываю за собой дверь и позволяю своим глазам блуждать по каждому восхитительному дюйму ее тела. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не показать ей, что произойдет, если она еще раз снова осмелится надеть что-то столь вызывающее.

Каким-то образом я сохраняю контроль над своим самообладанием, когда окидываю ее мрачным взглядом.

— Какого хрена ты решила, что можно надеть это платье?

Она сильно хмурится.

— Афина помогла мне выбрать его. Я никогда не посещала подобные мероприятия и обратилась к ней за помощью, так что, если у тебя проблемы с тем, что на мне надето, обсуди это со своей сестрой.

О чем, блять, думала Афина?

Снимая пиджак, я набрасываю его на плечи Тесс, чтобы он прикрыл ее задницу, спину и плечи. Из-за моих действий Тесс бросает на меня взгляд "что за хрень".

— Просто не снимай этот гребаный пиджак. Мне не нужно, чтобы каждый мужчина в радиусе мили пускал на тебя слюни.

Тесс наклоняет голову набок и с невозмутимым выражением лица заявляет:

— В нем жарко.

Чертовски верно, здесь чертовски жарко. Из-за Тесс. Не из-за температуры. Мне похуй, если она умрет от теплового удара. Она не снимет пиджак.

Я опять в бешенстве. Это нехорошо.

Хмуро глядя вниз на девушку, которая всерьез становится занозой в моей заднице, я бормочу:

— Не смей снимать пиджак. Клянусь, я перекину тебя через колено и отшлепаю.

Глаза Тесс расширяются, а губы приоткрываются в шоке.

— Тебе не кажется, что ты слишком остро реагируешь? И переступаешь черту, говоря мне такое?

Слишком остро реагирую? Возможно, и я не хочу выяснять почему. Отрицание — это блаженство.

Переступаю черту? Кого, блять, это волнует.

— Давай проясним одну вещь, Тереза. — Я делаю шаг ближе, жар ее тела взывает к моему. — Меня не волнуют правила и гребаные рамки. Если я говорю, что платье неуместно, значит, оно, блять, неуместно. Если я говорю тебе что-то сделать, то ты, блять, это делаешь.

Несмотря на то, что в ее глазах мелькает страх, Тесс все еще хмуро смотрит на меня.

— Ты так разговариваешь с Афиной? Или только со мной?

— Афина, блять, слушает, — почти рявкаю я.