Захваченная грешником

Дерьмо. Я вляпалась по уши.

Подчиняясь, все неповиновение, которое у меня осталось, покидает меня.

— Я понимаю. – Страх дрожит в шепоте, когда я с трудом проглатываю свою гордость. – Мне жаль. Этого больше не повторится.

Николас слегка отстраняется, на его лице довольная ухмылка. Его руки перемещаются на шею, а затем я ошеломленно смотрю на него, когда он прижимает поцелуй к моему лбу, прошептав:

— Хорошая девочка.

Чувствуя, что я только что проиграла самую важную битву в своей жизни, я настороженно смотрю, как он выходит из туалета. Мое тело прислоняется к стене, и, не в силах остановить выходящее из-под контроля беспокойство, рыдания вырываются наружу. Закрыв лицо руками, я заглушаю звуки, когда приступ тревоги накатывает с новой силой, и я опускаю задницу на пол. Свернувшись в беспомощный комочек, я борюсь за воздух, когда стены моей новой жизни смыкаются вокруг меня.

‘Мертвые сучки не могут доносить’, – угроза Ирен преследует меня.

Когда моя защита ослабла, мрачные тени моего прошлого и того, как Ирен причинила мне боль, прокрадываются сквозь трещины, заставляя меня встретиться лицом к лицу с монстром, который, так же как и Николас, был одержим желанием уничтожить меня.

‘Я убью тебя’.

‘Толстая задница’.

‘Я вырежу твой язык и скормлю его собаке через дорогу’.

Я издеваюсь над собой до тех пор, пока ксанакс не начинает действовать, заставляя прошлые травмы вернуться в темные уголки моего сознания.

Я сосредоточилась на том, чтобы сделать глубокий вдох и успокоить свое колотящееся сердце. Как только я чувствую себя немного лучше, я быстро ополаскиваю лицо и насухо промокаю кожу парой салфеток.

Прошло много лет с тех пор, как у меня был такой сильный приступ тревоги. Два года, если быть точным. Вот почему для меня так важна спокойная рутина, а Николас просто разнес все это в пух и прах.

Открывая сумочку, я наношу немного блеска для губ и проверяю свою тушь, чтобы убедиться, что она не растеклась, прежде чем вдохнуть полной грудью и выйти из туалета.

Как только я вхожу в зал, я направляюсь прямо к своей матери, где она сидит за свадебным столом рядом с Питером. Когда я подхожу к ней, я замечаю, что Николас идет в нашу сторону.

Наверное, чтобы убедиться, что я не расскажу матери о том, что произошло. Мудак.

— Agápi mou, наслаждаешься праздником? – Спрашивает мама со счастливой улыбкой. Ее глаза скользят по моему лицу, ее улыбка исчезает, и обеспокоенная, она встает и берет меня за руку. – Что случилось? Приступ паники?

Мама считает, что мои тревожные расстройства возникли из-за потери отца в столь юном возрасте.

Я никогда никому не рассказывала об истинной причине.

Сначала это было из-за страха, но со временем я не могла заставить себя рассказать маме о том, что со мной произошло, когда я была в самом уязвимом положении.

Зная, что Николас в пределах слышимости, я заставляю себя улыбнуться.

— Нет, я выпила немного виски, и от него меня затошнило. Ничего, если я уйду?

— О нет, тебе не следовало пить что-то настолько крепкое, – отчитывает меня мама.

— Мне жаль. – Я наклоняюсь и целую ее в щеку. – Наслаждайся медовым месяцем и присылай мне много фотографий.

Лицо мамы смягчается, и меня заключают в крепкие объятия.

— Николас присмотрит за тобой, пока меня не будет.

Боже, помоги мне.

Отстраняясь, мама с любовью улыбается мне.

— Не учись слишком усердно, Agápi mou.

— Не буду. – Я переключаю свое внимание на Питера и, не зная, что делать, просто сосредотачиваюсь на том, чтобы сохранить улыбку на лице, говоря. – Это была прекрасная свадьба. Надеюсь, ваш медовый месяц пройдет безопасно.

Он придвигается ближе и целует меня в щеку.

— Спасибо, Тереза. Твоя поддержка много значит для нас.

Мой позвоночник напрягается, когда я поворачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с дьяволом, притаившимся позади меня. Пока я желаю спокойной ночи Афине и Бэзилу, Николас берет меня за локоть. Его прикосновения нервируют мою кожу. Как только я заканчиваю прощаться, он выводит меня из большого зала, где прием все еще в самом разгаре.

— Ничего, если я уйду? – спрашиваю я, не желая снова ссориться с ним.

— Да. – Он указывает на двух мужчин, ожидающих у входной двери. – Джеймс и Грант с сегодняшнего вечера будут твоими личными охранниками. Без них ты никуда не пойдешь.

Дерьмо. Я забыла об охране.

На кончике моего языка вертится мысль о том, чтобы возразить, когда Николас останавливает меня, и его глаза встречаются с моими. В его темных радужках виден явный вызов, когда он ждет, что я нарушу его приказ.

Когда я молчу, торжествующая улыбка растягивается на его глупо привлекательном лице.