Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Гиммлеру же и его людям терять было нечего. Они прекрасно знали, что СС в этом партнерстве будут занимать доминирующее положение и смогут диктовать свои условия. Гиммлер мог бы разместить своих марионеток в OMi и, быть может, пополнить список своих внушительных владений и подконтрольных ему учреждений. Циник Гиммлер не собирался даже рассматривать возможность серьезного политического взаимодействия с Розенбергом.

Условным посредником между двумя «державами» стал Готтлоб Бергер, присоединившийся к нацистскому движению и СА до прихода Гитлера к власти. После «путча Рема» его лояльность сместилась в сторону СС, где он стал успешным офицером в штабе Гиммлера, преданным инструментом, грубым, бесцеремонным и при необходимости беспринципным. Во время войны Гиммлер доверил ему руководство одной из ключевых ветвей своей империи – Главным управлением СС (SS-HA).

Розенберг встретился с Бергером в конце весны 1942 г. Когда агент Гиммлера поинтересовался причинами «напряженных отношений» с СС, Розенберг достаточно справедливо объяснил их незаконным вмешательством полиции в оккупированные страны и в целом личным поведением и политикой, проводимой по приказу Рейнхарда Гейдриха. Поскольку этот разговор произошел как раз после убийства Гейдриха югославскими патриотами, Бергер мог смело вторить Розенбергу и возложить вину на своего мертвого вождя. Бергер, склонный соглашаться со своими собеседниками (как позже утверждал Розенберг), встал на сторону Розенберга и в этом вопросе.

Розенберг, отягощенный своим конфликтом с Кохом, вскоре сообщил Гиммлеру, что, возможно, им стоит наладить более тесные отношения. В июле 1942 г. после непродолжительного разговора Гиммлер назначил Бергера («с которым вы и ваш штат уже хорошо знакомы») офицером связи с OMi.

Бергер гордился своей ролью миротворца и наслаждался тем, что он оказался в центре внимания. Он с энтузиазмом принялся укреплять отношения со своими новыми «друзьями». 17 июля он сообщил Гиммлеру, что заместитель Розенберга, гаулейтер Мейер, выражал схожие чувства: «Слава богу, мы [СС и OMi] помирились!» На это Гиммлер ответил: «Очень хорошо». Через неделю Розенберг пригласил Бергера на конференцию со своими должностными лицами в отеле «Адлон». Бергер «воспользовался этой возможностью, чтобы подружиться с рейхскомиссарами». Он глубоко вжился в свою любимую роль «любопытной Варвары» и полностью погрузился в новый набор интриг. В то же время из своего кабинета в SS-HA Бергер информировал Гиммлера о неопубликованных наработках и конфликтах в OMi. Гиммлер пожинал плоды сделки.

Но Бергер не сразу стал адептом концепции Розенберга. В конце концов, он руководил SS-HA – тем самым учреждением, которое вело кампанию «унтерменша». Даже работая с OMi, он придерживался официального курса СС. Об этом Розенберг не знал или не хотел знать. Казалось, он был доволен своей операцией по налаживанию межведомственных отношений. Гиммлер, в свою очередь, вскоре потребовал награды за свой вклад в этот «союз»: он хотел, чтобы Бергер стал статс-секретарем в министерстве Розенберга.

За этим требованием крылось нечто большее, чем просто желание дать своему протеже еще одну официальную должность. Бергер заменил бы Георга Лейббрандта, старого друга Розенберга и главу его политического отдела, долгое время являвшегося объектом нападок СС. Сначала Бергер попытался мобилизовать официальных лиц OMi, таких как Мейер и Шикеданц, против Лейббрандта. Когда эти попытки обернулись неудачей, СС решила завести «дело» против Лейббрандта, частично основанное на предполагаемых связях его украинских помощников с советской разведкой, и Бергеру было поручено сотрудничать с гестапо в этом вопросе. Доктор Курт Сесеманн, сотрудник полуофициального Трансокеанского информационного агентства и давний противник Лейббрандта, встал на сторону СС, представив письменное обвинение «правой руки» Розенберга в участии в «изменнической деятельности», которая якобы достигла «опасных» масштабов и «просочилась на самые высокие уровни».