Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Вначале, когда Германия отвергла помощь лидеров старой эмиграции, которые все еще были готовы работать с рейхом, работа Менде в основном состояла из личных контактов с отдельными беженцами. Как ни парадоксально, он поддерживал контакты с некоторыми из эмигрантов, которых Розенберг осудил за участие в совещании у Шуленбурга в мае 1942 г. Более того, после этой конференции Менде «взял на себя» и подготовил «национальные комитеты» для каждой группы – четыре кавказские этнические секции, комитет выходцев из Средней Азии, собирательно отнесенных к Туркестану, и комитеты волжских и крымских татар и калмыков. Долгое время они оставались такими же фиктивными и непризнанными, как комитет Власова (КОНР) для русских. Многие из первоначальных групп были распущены из-за политических разногласий; другие распались сами; в некоторых существовали трения между старой эмиграцией и советскими военнопленными. Тем не менее само существование подобных комитетов являлось характерным направлением в работе министерства Розенберга.

Для Власова, как и для многих советских людей, проблема национальности поначалу казалась несуществующей. Мемуары и воспоминания немецких современников обосновывают недоумение Власова попытками Гроте включить в «Смоленское воззвание» пункт о «национальной (т. е. этнической) свободе». Национальное самоопределение и культурная автономия были для Власова самоочевидны; с другой стороны, политический сепаратизм являлся чуждым понятием, которое он не понимал и интуитивно отвергал. Можно также привести воспоминания Лейббрандта, который был вынужден покинуть свой пост до того, как на заключительных этапах власовского движения конфликт по вопросу о национальности достиг апогея. По его словам, Власов, которого он знал в 1942–1943 гг., «был истинный патриот, не подхалим, не большевик, который с готовностью согласился, что «в будущем никогда не должно иметь место даже малейшее угнетение национальностей». Таким образом, люди Розенберга не нашли явной причины для противостояния «рискованному начинанию Власова, но имели серьезные оговорки на этот счет».

Как говорилось ранее, необходимость русского «освободительного движения» была доказана на переговорах армии с министерством восточных территорий в декабре 1942 г. Проект программы Трескова включал рекомендации для «…создания центрального российского самоуправления или нескольких подобных администраций для различных областей (например, Белоруссия, Украина) под немецким военным руководством. Обеспечение видимости далеко идущей независимости действий этого нового российского руководства, которое должно было бы призывать к построению новой России и отказу от Сталина и большевизма».

Здесь имел место некоторый компромисс: альтернативами являлись центральный всероссийский комитет под руководством Власова или ряд комитетов для каждой из наиболее крупных национальностей, с Власовым в качестве primus inter pares – первого среди равных. Министерству Розенберга, санкционировавшему существование эмбриональных и полуофициальных национальных комитетов в сфере влияния Менде и поощрявшемуся разными пропагандистами от военной администрации, пришлось поддержать формулировку, которая одобряла деятельность Власова при условии, что она будет ограничена «великороссами», и что параллельно будет оказано содействие для нерусских формирований. Наконец 12 января 1943 г. Розенберг согласился поддержать эксперимент Власова в той форме, в которой «Смоленское воззвание» использовалось в форме листовки. Таково было его негласное понимание того, что 1) обращение Власова должно быть ограничено только русскими (великороссами), а министерство восточных территорий продолжало пользоваться своей монополией на нерусские территории и народы СССР; 2) оно представляло бы собой всего лишь пропагандистский маневр; и 3) его пропаганда адресовалась бы исключительно советской стороне линии фронта, а не регионам под контролем немцев и, в частности, не территориям под юрисдикцией министерства восточных территорий. (В полуофициальном обзоре движения Власова, подготовленном в министерстве восточных территорий, Лабе написал в ноябре 1944 г.: «Политически Власов должен был стать представителем великорусского народа в борьбе против большевизма… Позиция рейхсминистра Розенберга заключалась в том, что использование Власова должно было носить исключительно военный характер и что против этого не может быть никаких возражений…» Действительно, тот факт, что всю инициативу описали Розенбергу как механизм, созданный армией и для армии, вероятно, помог оказать влияние на него, чтобы он поддержал движение Власова.)