Заклание волков

— Я был в проулке на задах пречечной. Она ехала мимо и остановилась перед светофором. Я стоял возле машины. Не спрашивайте меня, в котором часу это было, я не знаю. — Он с шумом втянул воздух. — Девица взглянула на меня и захихикала. Едва ли она это помнит. Я ничего для неё не значу. Просто покупатель, который приходит поздно. Она увидела меня возле машины и рассмеялась. «Роса для губ»! Полагаю, она вспоминает меня и смеется всякий раз, когда стирает свои…

Дрейтон побледнел и шагнул вперед, сжав кулаки. Уэксфорд проворно вмешался, не дав Кэркпатрику произнести последнее слово, которое могло прозвучать и вполне невинно, и непристойно.

— В таком случае, она вспомнит вас, — сказал старший инспектор.

11

Солнце — великий целитель, особенно первое, весеннее, нежное. Как это ни странно, оно охладило гневный пыл Дрейтона. Переходя улицу, он уже вполне владел собой и мог думать о Кэркпатрике спокойно, даже посмеиваться над ним. Взрослый человек, а ведет себя как ребенок, жалкий, выхолощенный, осмеянный женщиной, делающий бабью работу. Катается на лилово-розовой машине и сбывает косметику. Когда-нибудь плутократы от парфюмерии напялят на него костюм Арлекина, водрузят на макушку пуховку для пудры и заставят ходить по дворам, горланя рекламные песнопения и раздавая мыло домохозяйкам, у которых есть купоны. Этот Кэркпатрик — раб и марионетка.

В лавке никого не было. Наверное, сейчас затишье, обеденное время. Колокольчик звякнул очень громко, потому что Дрейтон не сразу закрыл дверь. При свете солнца лавчонка выглядела ещё более неряшливо. Повсюду качались ошметки пыли, сверкавшие в ярких лучах. Дрейтон стоял, вслушиваясь в шум наверху, вызванный его приходом: топот ног, лязг кастрюль, сердитый бас: «Линда, ради бога, спустись в лавку».

Линда сбежала вниз с кухонным полотенцем в руках. При виде Дрейтона тревога на её лице сменилась раздражением.

— Ты слишком рано, — сказала девушка, а потом улыбнулась, и в её глазах мелькнул блеск, который не очень понравился Дрейтону. Самодовольный взгляд победительницы. Похоже, она считала, что ему не терпится вновь увидеть её. Встреча была назначена на вечер, а он заявился в половине второго. Вот чего они все добиваются. Чтобы в их хрупких руках ты стал слабым и податливым. А потом выбросят за ненадобностью. Достаточно посмотреть на Кэркпатрика.

— Я не могу выйти, — сказала Линда. — Мне надо присматривать за лавкой.

— Сможешь, — резко сказал Дрейтон. — Туда, куда я тебя поведу, вполне сможешь.

Он уже забыл свой гнев, вызванный словами Кэркпатрика, забыл вчерашнюю страсть и зародившуюся нежность. Кто она такая, в конце концов? Торговка из жалкой лавки, боящаяся своего отца. Служанка с посудным полотенцем.

— Мы отправляемся в полицейский участок, — сообщил он.

Линда сделала большие глаза.

— Что? Ты шутишь?

Он слышал сплетни о Гровере. О том, чем он торгует из-под полы.

— Это не имеет никакого отношения к твоему отцу, — сказал Дрейтон.

— Чего они от меня хотят? Это из-за объявления?

— В известном смысле. Послушай, это просто формальность, ничего особенного.

— Марк, — сказала она. — Марк, ты хочешь меня напугать.

Она стояла в потоке солнечных лучей, а Дрейтон думал: это всего лишь плоть. Вожделение. Гораздо более острое, чем обычно. Побольше таких ночей, как вчерашняя, и все пройдет.

Улыбаясь и немного нервничая, Линда подошла к нему.

— Я знаю, ты не хотел, но все равно негоже так пугать меня.

Ее улыбка дразнила. Он стоял без движения. Солнечный луч, разделявший их, был похож на лезвие меча. Дрейтон так жаждал её, что был вынужден пустить в ход все свое самообладание, чтобы повернуться и сказать:

— Пошли. Скажи родителям, что ты скоро вернешься.

Ее не было минуты две. Она оставила после себя свежесть, которая чуть-чуть разбавляла противный дух лежавшего вокруг старья.. Дрейтон слонялся по лавке, напрасно стараясь отыскать хоть одну вещь, которая не была бы дешевой, безвкусной и убогой. Линда вернулась. Она не стала наряжаться и наводить марафет, чем и обрадовала, и разозлила констебля. Создавалось впечатление, что она смотрит свысока и совершенно глуха к чужому мнению о себе. В этом она была под стать самому Дрейтону, а ему не хотелось, чтобы у них были схожие черты. Достаточно того, что они жаждут и полностью удовлетворяют друг друга.

— Как твой отец? — спросил он и тотчас же понял, насколько глуп этот пустой вопрос. Линда засмеялась.

— Тебе и впрямь интересно, или ты дурачишься?

— Интересно.

Черт бы побрал этот её телепатический дар!

— С ним все в порядке. А впрочем, нет. Он говорит, что у него жуткие боли. При его недуге поди разбери, что там. Все ведь внутри.

— По мне, так он просто рабовладелец.

— Все мужчины такие. Лучше уж родной отец, чем кто-нибудь другой, — выйдя за дверь, она блаженно потянулась, будто стройное высокое животное, радующееся солнцу. — Ты будешь присутствовать при разговоре?

— Конечно, буду, — он закрыл дверь. — Больше так не делай, а то захочу повторить вчерашнее.

Боже, ну что за девушка! — подумал Дрейтон. Рядом с ней можно терзаться желанием и одновременно умирать со смеху. Боже мой! Боже!