Я никогда не забуду ночь, когда Ларкин пришел и изменил всё. Папа напивался как обычно, но он чем-то занимался на заднем дворе, что-то делал с навесом. Я не могу вспомнить, чем именно, но он был занят. Это удерживало его руки от мамы и меня.
Но также это бесило его. Он вкалывал, доводя себя до ярости от неспособности починить хоть что-то, что бы ни нуждалось в починке, выпивая всё больше виски, становясь всё громче, грубее и чудовищнее.
Где-то около четырёх дня он зашёл внутрь. Мама произнесла всего одну фразу, скорей всего спросила, голоден ли он или что-то в этом роде, а он начал её избивать.
Он не прекращал бить её. Она кричала и пыталась убежать, но папа не останавливался. Я видела, как он слетел с катушек, видела его удары и шлепки — но никогда ничего подобного.
Папа рехнулся.
Я спряталась в своей спальне, в конечном итоге мама перестала поднимать шум.
Это было как раз тогда, когда он пришел за мной с этим взглядом и кровью на его руках. Он вытащил ремень из своих джинсов и просто посмотрел на меня, кровь капала на ковер. Я не могла вздохнуть.
Я не имею понятия, почему Ларкин решил заехать в гости. Но Ларкин, должно быть, услышал, как я кричу, когда папа снова и снова бил меня своим ремнём, оставляя глубокие рубцы на моей спине, кровавые шрамы, что я ношу по сегодняшний день.
Я не знаю, о чём он подумал, когда нашел тело моей матери, забитое до смерти на кухне. Я не знаю, как быстро он поднялся наверх. Но я помню, как с пинка открылась дверь.
— Фрэнк, — сказал Ларкин. — Что ты наделал?
Ларкин держал пистолет на уровне головы моего папы. Я едва могла понять, что происходит.
— Думай о себе, Ларкин, — сорвался отец.
— Брось ремень, Фрэнк. Пойдём со мной.
— Иди на хрен, — он ударил меня снова.
— Не бей больше девочку, — произнёс Ларкин, так холодно, насколько только мог.
Папа просто продолжал усмехаться.
— Останови меня, — он ударил меня ещё и ещё раз.
И тогда Ларкин всадил пулю в его череп.
В одну секунду папа бьёт меня, а в следующую в комнате раздаётся громкий рёв — папа рухнул на пол, и красное заструилось по его лицу.
Ларкин взял меня на руки.
— Всё хорошо, — сказал он. — Всё в порядке, Джанин. Я держу тебя.
Он вынес меня наружу, посадил на заднее сиденье мотоцикла и увёз прочь.
После этого я никогда не возвращалась домой. Велись разговоры, чтобы найти для меня приёмную семью, но Ларкин решил растить меня сам. Я никогда не понимала, почему холостяк, управляющий одной из наиболее жестоких банд байкеров в стране, захотел для себя маленькую дочь, но Ларкин принял меня как свою собственную и оберегал меня.
Он дал мне жизнь, дал мне дом. В свою очередь, я отдала ему и МК «Демоны» свою полную безоговорочную преданность.
Я выросла в клубе. Я была маленькой девочкой Ларкина, хотя большинство парней знали настоящую историю. И хотя как бы они не были заинтересованы во мне — я была под запретом. Я не была просто ещё одной клубной шлюхой, хотя иногда и пыталась притворяться что была.
Поскольку, возможно, так было бы безопаснее, если б я просто была ещё одной обычной девушкой.
Хотя проживание с МК «Демоны» преподнесло мне один важный урок: «Вообще никто не в безопасности, так что лучше научитесь сами заботиться о себе».
Глава 2
Вы не станете ведущим инфорсером в самом большом мотоклубе в Остине штат Техас, не разбив несколько сраных черепушек.
И это ещё мягко сказано.
Я был никем. Моя мама назвала меня Джонатаном, но я заслужил имя — Клетч. Даже когда я был маленьким мальчиком, я обожал все вещи, связанные с двигателями, особенно двигателями мотоциклов. Я получил своё прозвище, когда один сраный соседский ребенок сказал, что я работал над мотоциклами и цеплялся к ним как клещи, переставая что-либо соображать.
Я отпинал этого ребенка по заду, а затем взял это имя как своё собственное.
Мой отец сбежал, когда я был ребенком, бросив меня и мою маму одних — выживать. У неё были свои собственные проблемы, главным образом: бухло и таблетки, но она пыталась. Она работала на двух работах и блядовала на стороне, чтобы заработать деньги на наркоту. Она хранила некоторое время своё блядство в тайне, но как только я стал старше — всё выплыло наружу.
Меня бросили, чтобы я совсем разобрался сам. У меня была работа на неполный день, хотя я мог делать только то, в чём я был действительно хорош, — обворовывать богатых детей в школе. Я копил и купил место на местной свалке, чтобы работать над своими мотоциклами.
Тогда я нашел «Демонов» — и это было сравнимо с возвращением домой.
Мне было восемнадцать. Я только покинул дом, оседлал байк и примчал в Остин всего лишь со спортивной сумкой, набитой одеждой, и небольшим количеством денег в кармане. Я нашел их в тот первый день и никогда больше не покидал.