Заклеймённый (СИ)

- А как вы думаете, есть предел прощению? Что можно прощать, а что нельзя? Можно ли простить удар в спину? Можно простить алчную подлость?

- Есть ли предел? Я не знаю, мистер Мортимер. Мне кажется этот самый предел у каждого из нас свой. – Беверли уже не понимала, куда завел их этот разговор. – Каждый из нас, словно чаша, которую можно переполнить. Но и в этом случае, необходимо оставаться человеком.

- Хорошо сказано, мисс Беверли. – Впервые вмешалась Самида и только сейчас девушка обратила внимание, каким задумчиво печальным стало ее лицо. Женщина слышала каждое слово, но мыслями была где-то далеко.

- Мы с Самидой не понаслышке знаем о предательстве и прощении, верно? – Маг положил руку на плечо женщины и мягко сжал его.

- Прошу прощения. – Самида поднялась из-за стола и медленно вышла из комнаты.

- Мы чем-то обидели ее? – Испугалась Беверли, поднимаясь следом.

- Нет, мисс. – Ответил маг, приглашая ее снова опуститься в кресло. – Наш разговор просто всколыхнул воспоминания и немного растревожил былые раны.

- Воспоминания о предательстве? – Осторожно поинтересовалась девушка.

- И, да и нет. У Самиды был сын, которого предали. Он давно умер, но боль матери не проходит никогда. – Мистер Мортимер посмотрел в коридор, через который вышла женщина. – Это моя вина. Я немного перестарался, пытаясь понять вас.

Беверли стояла посреди сверкающего зала, в доме портового собрания, куда ее семью пригласили на бал, и наблюдала за тем, как отец рассыпается в благодарностях мистеру Левенсви. Девушка вспомнила о разговоре с мистером Мортимером, увидев эту сцену. Эти двое мужчин определили ее судьбу давным- давно и даже мнения ее не спросили.

Беверли осмотрела помещение и не могла не восхититься его изысканной красотой. На стенах висели великолепные картины, обрамленные позолоченными резными рамами. Окна были украшены резными карнизами, с которых ниспадали нежнейшие шторы из тафты, украшенные ламбрекенами. В Салсоре давным давно в моду вошли тяжелые ткани и разнообразные кисти ручной работы, но здесь время словно остановилось. Девушка подняла голову и изумилась блеску хрустальных люстр, ярко освещавших зал. Дамы и господа нарядились в свои лучшие наряды, которые одевали лишь раз или же заказывали специально к этому случаю. Беверли немного загрустила, вспоминая, как любила она балы в Салсоре.

Огромный зал был наполнен людьми, жаждущими веселья и готовыми к танцам, а Беверли лишь мечтала добраться до собственной кровати и погрузиться в мягкую перину. Миссис Монгроув облачила девушку в потрясающее платье цвета ясного утреннего неба и слишком туго затянула корсет. Излишне глубокое, на ее взгляд, декольте смущало ее, но не противоречило правилам приличия.

Беверли чудовищно устала, ноги гудели и перед глазами все немного плыло. Всю неделю девушка работала в лавке, не покладая рук, но ее родители не позволили остаться дома. Отец обещал, что они заглянут ненадолго, а потом все вместе поедут домой, однако прошло уже более двух часов, а о возвращении не заходило и речи. Ее матушка водила Беверли по всему залу, представляя каких-то людей и беззаботно щебеча.

Кесседи смотрела на нее с другого конца зала и весело подмигивала, слушая, как и Миссис Левенсви нахваливает дочь. Беверли указала взглядом на широкий балкон, где заметила свободную скамейку и Кессиди кивнула в ответ. Вечер был невероятно свежим, и прямо над балконом возвышалась величественная полная луна. Девушка прошла к перилам и подняла голову, всматриваясь в обворожительную хозяйку ночи, до которой, казалось, можно было достать рукой.