Заклятая дружба. Секретное сотрудничество СССР и Германии в 1920-1930-е годы

«…т. Смирнов (начальник политуправления РККА): Политическое настроение нашей РККА прочное и хорошее.

…Мы уже проделали за последнее время порядочную работу. Всего из армии уволено за последние месяцы около 10 тыс. человек, и около половины из них как исключенные по политическими мотивам. Но… если бы мы успокоились на этом… это было бы неверно…

…Выкорчевывание всей враждебной сволочи – эта задача стоит перед нами…

Как реагировала РККА на раскрытие шпионских банд? Приведение в исполнение приговора над Тухачевским, Уборевичем и Якиром было встречено и рассмотрено как воля РККА… Встрепенулась буквально вся РККА… Сейчас десятки, сотни тысяч писем поступают… за последнее время поступило более 10 т. Сейчас бдительность народа безусловно поднялась.

т. Троянкер (Военный совет Московского округа): В течение известного периода времени было известное напряжение у части ком. состава. Основная масса нач. става отнеслась к этим увольнениям и к тому процессу очищения, который мы провели, совершенно правильно. Часть командиров, особенно те, которые чувствовали, что до них дойдет очередь… заметно нервничали…

У этой части наблюдалось упадочное отношение к своей работе… Если в момент опубликования приговора Верховного Суда были такие настроения… что никому верить нельзя, настроения панические, упаднические…в основном эти настроения сейчас прекратились» [384].

И все же, несмотря на бодрые реляции, падение авторитета командиров и начальников невозможно было проигнорировать. Во время того же совещания И. И. Смирнов (сменивший на посту начальника Политуправления Гамарника) отметил, что на общем фоне положительных настроений «есть очень много отрицательных и прямо контрреволюционных высказываний. Эти настроения идут, главным образом, по линии разговоров о подрыве авторитета руководителей партии и правительства, о подрыве авторитета командирского состава… Элементы растерянности захватили некоторую часть руководителей, которые потеряли волю и выпустили вожжи из рук. Есть некоторый упадок дисциплины, много происшествий, аварий, самоубийств, поджогов, увечья людей… Число дисциплинарных проступков очень велико. С 1 января 1937 г. по 1 мая 1937 г. мы имеем здесь астрономическую цифру – 400 тыс.» [385].

О разрушительном влиянии репрессий можно судить и по тому, что резко снизился уровень воинской дисциплины, увеличилось число суицидов и аварий. По данным Главного управления РККА, количество самоубийств и покушений на самоубийство во втором квартале 1937 г., по сравнению с первым кварталом, выросло в ЛВО на 26,9 %, в БВО – на 40, в КВО – на 50, в ОКДВА – на 90,9, на Черноморском флоте – на 200 % [386].

Если за период, предшествовавший «Делу военных», с 1 января по 15 марта 1937 г. в ВВС было 7 катастроф и 37 аварий, во время которых погибло 17 человек и ранено 9, то в 1938 г. за такой же период произошли 41 катастрофа и 55 аварий, в которых погибло 73 человека и ранено было 22. Всего по РККА за один 1939 г. во время чрезвычайных происшествий погибло 1178 и было ранено 2904 [387].

Во время выступления члена Военного совета Северо-Кавказского военного округа Прокофьева состоялся примечательный диалог: