Заклятая невеста (СИ)

Не знаю, сколько мы прошли коридоров, прежде чем меня толкнули в нишу, вжимая в ледяной камень. Ладони скользнули по моей юбке, задирая платье наверх, прохладный воздух обжег разведенные коленом элленари ноги. В противовес этому предплечье горело огнем, словно спираль узора сжималась все сильнее, но мне было все равно. Единственное, что было важно — мужчина напротив, единственное… И я подалась к нему, чувствуя, как его ладонь скользит по внутренней стороне бедра. Потянулась за раскрытыми губами, желая прижаться к ним, когда Нияр отлетел в сторону. Юбка с шелестом осела вниз, а я вскинула голову и наткнулась на полыхающий яростью взгляд Золтера.

То есть Льера.

— Она сама… — элленари попятился. — Ваше аэльвэрство, вы сами видели: она не возражала. Она…

— Что с ней? — яростью в этом голосе хлестнуло даже меня.

— А…ахантария, — сдавленно пробормотал Нияр, отступая. — Ирэя распорядилась…

Договорить он не успел: шипящая удавка глубинной тьмы захлестнула его шею, впиваясь в кожу с невиданной мощью. Смерть ударила в нее с силой, от которой холодом полоснуло пространство. Лицо элленари стремительно почернело, не только лицо, но и руки, одежда, он весь, чтобы спустя миг рассыпаться тленом. Я смотрела, как в воздухе кружатся серебристые хлопья — единственное, что от него осталось. В следующий миг Льер уже шагнул ко мне.

Вспышка портала — и мы оказались в комнате, лицо Золтера стремительно менялось, за несколько ударов сердца в ладонь волосы почернели, впитывая ночную синеву. Я смотрела ему в лицо, чувствуя, как кожа горит под платьем, как с каждым вздохом становится все тяжелее просто смотреть.

Потянулась, чтобы коснуться ладонью его лица, повторить знакомый узор на скуле, но Льер перехватил мою руку. Одно прикосновение — и от меня почти ничего не осталось, я падала в глубину его глаз, сгорая от желания почувствовать его губы на своих. Если бы он меня не удерживал, поцеловала бы сама, но он удерживал. Не позволяя прикоснуться к себе, и лицо его словно продолжало меняться: плотно сжатые губы, дрожащие крылья носа. Нет, он оставался собой, и в минуту, когда я это поняла, Льер меня все-таки поцеловал. Просто рывком подался вперед, сокращая расстояние между нами.

Удар сердца вышел невыносимо долгим, гораздо более долгим, чем предыдущие.

Скольжение губ по губам отозвалось во мне стоном — глубоким и низким, от которого по телу прокатилась новая волна жара. От него или от прикосновения сильных пальцев к щеке, от глухого и хриплого:

— Лавиния…

Платье все-таки сползло вниз, обнажая ставшую чувствительной кожу, но этого я уже почти не почувствовала. Зато почувствовала касание жесткой ткани к груди. Всхлипнула, когда он подхватил меня на руки, и второй раз — когда спиной коснулась ледяной ткани покрывала.

— Тс-с-с, — Льер дотронулся до моих губ, — тихо.

И я, сходя с ума от этого прикосновения, раскрыла рот, позволяя пальцам скользнуть глубже. Не то рычание, не то сдавленный стон, отозвались во мне каким-то странным животным наслаждением. Почти болезненным, поэтому когда он убрал руку, протестующе всхлипнула и широко распахнула глаза.

Его сейчас напоминали провалы: глубокие и бесконечные, в которых смутно читалось… что-то, но я не хотела ничего читать. Я хотела его, целиком, без остатка, хотела чувствовать его в себе, чувствовать, чувствовать, чувствовать… Всей кожей, всем телом, внутри и снаружи.

Поэтому вскрикнула, когда его пальцы скользнули вниз. Не только пальцы, когда он коснулся меня губами, я выгнулась на покрывалах, сминая холодную ткань дрожащими руками. Сумасшедшие, острые прикосновения отзывались внутри болезненно-сладкими, тянущими ощущениями. Движения ладони и языка, поначалу неспешные, с каждым мгновением становились все более резкими, жесткими, обжигающими.

До той минуты, пока его пальцы не скользнули внутрь, и тогда я закричала.

Выгибаясь, комкая покрывало, стягивая его под себя. Содрогаясь от яркого болезненного наслаждения, чувствуя, как сильные ладони скользят по моим бедрам. Льер приподнялся, вглядываясь в мое лицо, а после одним движением притянул к себе, укрывая всем телом, обнимая, впитывая каждую частичку моей дрожи.

Это было последнее, что я запомнила, потому что после головокружительно-сладкой истомы упала в его руки. И в глубокую, непроглядную темноту.

15

Пробуждение началось с ласкового прикосновения: это прикосновение было тем самым, от которого у меня всегда заходилось сердце. Жизнь тянется к солнцу, поэтому я редко просила служанок задернуть на ночь портьеры. Почти каждое утро для меня начиналось с первой утренней ласки, со скольжения солнечного света по коже, даже зимой. Подушка пахла цветами, и мне не хотелось открывать глаза: такой теплой и мягкой она была. Покрывало, напротив, холодило горячую после сна кожу, и я посильнее завернулась в него, улыбаясь. Давно у меня не было такого хорошего настроения, как сегодня. Давно я не чувствовала себя настолько живой, настолько наполненной магией, что все внутри звенело от счастья.