Заклятье

Он коротко кивнул и пошел прочь. Она проводила его взглядом. Небольшой, крепко сбитый, верткий, одетый в потрепанный защитного цвета костюм, он скользнул по трапу на шкафут, быстро пересек его, не подымая головы, и скрылся в салоне второго класса. Она не могла понять, отчего у нее на душе остался какой-то осадок. И не могла отогнать стоявшую перед мысленным взором картину: тучная, уже не очень молодая женщина в саронге и цветастой жакетке с золотыми украшениями в волосах сидит на ступеньках бунгало и пристально глядит на дорогу. Ее оплывшее лицо накрашено, но взгляд больших, сухих — без единой слезинки — глаз непроницаем. А двое мужчин, что катят в машине, веселы, как школьники, спешащие на каникулы. У Галлахера вырывается вздох облегчения. От свежести раннего утра, от ярко-синего неба радость в нем бьет ключом. И будущее кажется ему залитой солнцем дорогой, которая уходит в привольную, лесистую равнину.

Через какое-то время миссис Хэмлин снова справилась у доктора, полегчало ли его пациенту. Доктор отрицательно помотал головой.

— Я выдохся. Просто не знаю, что еще предпринять, — он горестно нахмурился. — Какое чертово невезение! Напороться на такой случай! С этим и дома было бы нелегко справиться, а уж в открытом море…

Он был родом из Эдинбурга, только что получил докторский диплом и ожидал от плавания отдыха перед началом серьезной врачебной практики. Его как будто обманули. Он-то надеялся приятно провести время, а вместо этого ему приходится лечить какую-то загадочную хворь, до крайности его тревожившую. Ясное дело, он был неопытен, но делал все, что только было в силах человеческих, и мысль, что пациент, наверное, считает его невежественным тупицей, выводила его из себя.

— Прайс говорил вам о своих подозрениях?

— В жизни не слышал подобной чуши. Я рассказал об этом капитану, он страшно возмутился. Он не желает, чтоб по судну поползли слухи. Опасается, что это испугает пассажиров.

— Я буду нема как могила.

Доктор бросил на нее пронзительный взгляд:

— Но сами-то вы не верите, что в этих бреднях есть крупица правды?

— Конечно, нет, — она не отрывала взгляд от моря, чья синяя маслянистая ровная гладь, сияя, обступила их со всех сторон. — Я очень долго жила на Востоке, — прибавила она. — Порою там случается необъяснимое.

— Вот это меня и бесит.

Неподалеку от них два маленьких японца бросали кольца в цель. Подтянутые, аккуратные, в теннисных рубашках, белых брюках и прорезиненных спортивных туфлях, они выглядели совершенно по-европейски, даже счет выкрикивали по-английски, и все-таки, взглянув на них, миссис Хэмлин снова ощутила смутное беспокойство. Они так убедительно маскировались под ее соплеменников, что в этом было что-то жуткое. Нет, у нее тоже сдают нервы.

Трудно сказать, как это получилось, но слухи, что Галлахер страдает от дурного глаза, все же поползли. Дамы, сидевшие в шезлонгах с шитьем в руках и мастерившие себе костюмы для рождественского бала, шушукались об этом на палубе, то же обсуждали мужчины в курительном салоне, потягивая коктейли. Многие пассажиры подолгу жили на Востоке и сейчас извлекали из глубин памяти разные странные и необъяснимые истории. Само собою, глупо было верить, что Галлахер заболел от сглаза, такого, ясное дело, не бывает, но случилось же в свое время то-то и то-то, и объяснения этому так и не нашлось. Доктору ничего не оставалось, кроме как признать, что он не может указать причину заболевания, вернее, физиологическое объяснение он мог, конечно, дать, но почему вдруг на Галлахера напали такие чудовищные спазмы, он не знал. Чувствуя за собой какую-то неясную вину, он пытался оправдаться.

— Это болезнь, которая может ни разу не встретиться за всю практику, — твердил он. — Экое чертово невезение.

Он связывался по радио с проходящими судами, и советы сыпались со всех сторон.

— Я перепробовал все, что мне предлагали, — с сердцем сказал он. — С японского судна посоветовали применить адреналин. Откуда, черт побери, я возьму адреналин среди Индийского океана?