В это время на сцену вышла Лань Юэ. Она по-прежнему прикрывала лицо и только своими соблазнительными большими глазами пристально вглядывалась вдаль и пробегала взглядом по всему залу. Это завораживало публику. Бай Би заметила, что до выхода Лань Юэ на сцену в публике многие приглушенными голосами болтали, а студентки театрального института уплетали сладости и сухарики. Но стоило Лань Юэ появиться на сцене, как в зале мгновенно воцарилась тишина и даже студентки, бесстыдно жевавшие сладости, перестали работать челюстями. Публика была просто прикована к сцене, жадно вслушиваясь в музыку и диалог, но самым важным были все-таки глаза Лань Юэ. Наконец она продекламировала первую реплику:
— Принц любит принцессу, а не меня.
Ее голос обладал поистине волшебной силой, и хоть у нее была тут одна коротенькая реплика, но Бай Би эта фраза показалась сильнее многих тысяч слов. Потом сцена погрузилась во мрак, Лань Юэ исчезла, и самое короткое действие, именно это самое второе, окончилось.
Потом последовали длинные третье, четвертое и пятое действия. Бай Би показалось, что, хотя сюжет построен искусно, ритм сценического действа замедлен, как-то не по-современному. Вдобавок то и дело исчезала атмосфера гнетущего ужаса, так привлекающая публику. И музыка. В ней было много заимствованных мелодий и ритмов, в том числе старинных. Время от времени появлялись вставки сольного пения с хоровым сопровождением. Часть музыки исполнялась на старинных музыкальных инструментах, тут постановщик положил немало старания и труда. В результате спектакль стал музыкальным, и закрадывалась мысль, что на этот сюжет лучше было бы поставить оперу.
В шестом действии Сяо Сэ тоже вышла на сцену. Это была первая брачная ночь лоуланьской принцессы. Она наконец узнала, что юйчжэньский принц любит не ее, поэтому она очень страдает. Сяо Сэ играла очень недурно, Бай Би даже почувствовала, что принцесса в своих страданиях не просто играет, но плачет по-настоящему. Она знала ее уже достаточно давно, видала ее в настоящих слезах, тут не притвориться. Она видела, как Сяо Сэ на сцене обливается слезами, и это зрелище скорби и печали у каждого вызывало сочувствие. Но вскоре Сяо Сэ показалась ей сумасшедшей, скорбь принцессы на сцене перешла все границы. Может быть, Сяо Сэ чересчур увлеклась пьесой, даже вообразила себя лоуланьской принцессой.
Седьмое действие было отдано Лань Юэ и принцу и носило трагедийный характер.
Восьмое действие явно было подражанием шекспировским «Ромео и Джульетте»: принц по ошибке счел Ланьна умершей и на кладбище в горной долине покончил жизнь самоубийством.
В девятом действии Лань Юэ и Сяо Сэ наконец-то встретились на сцене. Задник девятого действия поразил Бай Би так, что волосы встали дыбом. На заднике были изображены хищные кровожадные демоны. Одни попирали людей ногами, другие людей заглатывали, третьи разрывали пополам. На вид они походили на индуистские божества.
В начале действия Лань Юэ встала на колени посередине сцены, одетая в рваную белую рубашечку и юбку, с растрепанными и всклокоченными волосами — заключенная преступница. Принцесса в исполнении Сяо Сэ смотрела на нее с ненавистью и громким голосом вопрошала:
— Ланьна, ты всего лишь подлая рабыня. Как же ты посмела влюбиться в юйчжэньского принца?
Лань Юэ демонстрировала глубочайшее почтение к принцессе и униженно умоляла:
— Принцесса, смилуйтесь и простите мою вину.
— Нет, я ненавижу тебя, а также ненавижу принца. — Ответ Сяо Сэ был исполнен злобы и ненависти.
— Досточтимая принцесса, Ланьна всего лишь ничтожный человечишка, никогда не осмеливалась мечтать о принце, только принцесса может осчастливить его, не заставляйте его страдать, пусть он будет счастлив.
Здесь Лань Юэ сделала паузу, изображая противоречивые чувства и страдания, а потом громко заявила:
— Ради его счастья Ланьна соглашается навеки расстаться с принцем.
Сяо Сэ только головой покачала:
— Нет, нет и нет! Ты уже навеки рассталась с ним. Я тебя казню, это легче, чем перевернуть ладонь. Теперь я требую, чтобы перед демонами и божествами Лоуланя ты поклялась никогда больше не любить принца!
Потом на сцене вдруг пригасили свет, и стало темно. Поскольку смена света и тьмы символизирует вступление в мир иной, музыка зазвучала — в подражание хоровому чтению сутр — нараспев, но только темп этого чтения был необычайно высок, далеко превосходя обычную для монастырей скорость. Никто из слушателей не мог понять смысл на слух, воспринимая только музыку.