Заклятие древних маори. Последний занавес

Сэр Генри – не театральный рыцарь, он баронет, унаследовавший на склоне лет титул от своего баснословно богатого троюродного брата. Но баронетство тоже какое-то театральное, и хотя в истинности его сомневаться не приходится, поверить тоже трудно. Возможно, потому, что сэр Генри относится к титулу в высшей степени серьезно и любит толковать о своих норманнских предках с именами драматических персонажей какого-нибудь лицейского спектакля – например, сир д’Анкред, и так далее. Выглядит он, как любит повторять его камердинер, аристократом до кончиков ногтей: серебристые волосы, орлиный нос, голубые глаза. Еще несколько лет назад он играл в салонных пьесах, виртуозно исполняя роли старых хрычей, то ли смешных, то ли противных. Иногда он забывал слова, но, используя целую серию знаменитых приемов, заставлял зрителей верить, что это не он запинается, а какой-то другой актер, послабее. В шекспировском спектакле он в последний раз выступил на юбилее Барда – в роли Макбета. Тогда ему было шестьдесят восемь лет. Потом у него развился хронический гастрит, и он оставил сцену, устроившись в родовом имении, – необычная архитектура Анкретона, быть может, напоминает ему Дунсинан.

Там он проживает и доныне, опекаемый Миллимент, которая после смерти мужа ведет хозяйство свекра. Все члены семьи считают, что она устилает гнездо для своего сына, этой притчи во языцех Седрика, личности весьма своеобразной. Стоит только назвать это имя, как семья (за исключением Томаса) неизменно начинает горько смеяться и набрасывается на бедную Милли за то, что она якобы не так обращается с ВС. Милли – женщина веселая и смеется в ответ. Однажды она сказала Томасу, что если кто-нибудь из его сестер хочет заменить ее, она всегда готова уступить. Тут-то она в самое больное место и попала – все они часто наведываются в Анкретон, но уже через несколько дней сбегают оттуда в совершенно растрепанных чувствах.

Время от времени они смыкают ряды. Сейчас наступил именно такой момент, ибо семья пребывает в состоянии войны с мисс Соней Орринкурт, третьестепенной актрисой, с которой их семидесятипятилетний отец затеял флирт. Неугомонный старик привез эту даму в Анкретон, где она, судя по всему, предполагает остаться. Когда-то она была хористкой, теперь ее взяли в «Единорог», ввели в один из спектаклей. Это был подлинный шок. В театральном мире «Единорог» – что «Будлс» в мире клубном. До мисс Орринкурт через его служебный вход не проходила ни единая певичка. На репетицию пожаловал сэр Генри. Через три недели мисс Орринкурт, обнаружив свою полную непригодность в качестве дублерши, получила от Томаса полный отлуп. Тогда она отыскала его отца, поплакалась в жилетку и выплыла в ее нынешней роли, относительно которой ни у кого в Анкретоне сомнений нет. Она блондинка. Полин и Дездемона утверждают, что она вынашивает матримониальные планы относительно Старика. Томас считает, что таких амбиций у нее нет. Клод, пребывающий ныне на Среднем Востоке, прислал телеграмму, составленную в таких невнятных выражениях, что определенно сказать можно лишь одно: он в ярости. В отсутствие Клода на семейный совет была вызвана его жена Дженетта, разумная и славная женщина, предпочитающая держаться на расстоянии от своих свойственников и свойственниц. Не исключено, что в случае женитьбы сэра Генри ее единственный ребенок, Фенелла, любимица номер два сэра Генри, после дочери Полин Пэнти, утратит свои позиции. Шокирована даже веселая Миллимент. Ее жуткий Седрик – старший внук, а сэр Генри в последнее время выказывает опасные признаки того, что у старой гвардии есть еще порох в пороховницах.

Ну вот и все, что можно сказать об анкретонской сцене. Мои сведения почерпнуты из случайных наездов в поместье и от Томаса, который, как ты наверняка заметила, – малый разговорчивый и смысл слова «сдержанность» ему незнаком.

Примерно так, дорогая Трой, я бы начал роман, за который не отваживаюсь приняться. И еще одно. Насколько я понимаю, ты собираешься писать сэра Генри в роли Макбета. Позволь предупредить тебя, что если вокруг будет крутиться дочь Полин Пэнти, то в ее лице ты получишь Окровавленного Младенца».

III

Трой свернула рукопись и положила ее в конверт, поперек которого Найджел крупным шрифтом написал ее имя. Молодой человек, сидевший на чемодане, не сводил глаз с конверта. Она перевернула его лицевой стороной. На коленях у молодого человека лежал журнал, открытый на странице с фотографией. Трой с раздражением узнала на фотографии самое себя.

Так вот в чем дело. Он узнал ее. «Наверное, – подумала она, – он из тех, кто может подглядывать за знаменитостями. Если другие пассажиры сойдут до того, как мы доедем до Анкретон-Холта, наверняка полезет знакомиться, и прощай мое славное путешествие. Черт!»